Олег Козинкин - Адвокаты Гитлера. Правда о войне, или Почему врут историки

Ночью 22 июня, после того как в округа пришла «Директива № 1» о приведении в боевую готовность всех войск западных округов,до комдива Смехотворова вообще «забыли» довести этот «приказ наркома»! И он узнал о том, что Война началась, когда его дивизию расстреливали на марше, к месту «лагерного сбора», немецкие самолеты!

Задайте сами себе вопрос – почему вопросы от Покровского составлены именно так (и особенно «вопрос № 3») и почему комдивы, а то и комкоры КОВО, ответить на них толком не могут? Почему Покровский задает вопросы о событиях вокруг 22 июня генералу Смехотворову если в той же Директиве от 13 июня его дивизия и корпус вроде не упоминаются и вообще являются «резервом»? Выходит, что командиры уровня комдивов всё-таки должны были ставиться в известность об окружных «планах прикрытия» и их должны были ставить в известность обо всех приказах из НКО и ГШ приходящих в округа перед 22 июня? И не играло никакой роли – в «резерве» находится часть или нет? И уж тем более до них должны были довести «Директиву № 1» ночью 22 июня! И не просто довести, а поднять эти части по боевой тревоге!

Выдвижение с мест дислокации и постоянного расквартирования к новому месту, в полевой лагерь, 135-я дивизия начала на основании приказа командующего 5-й армии Потапова – якобы для прохождения лагерных сборов! Как и все дивизии его армии. А когда началась война, то им «не смогли» сообщить о нападении.

Но тогда понятно, почему царила растерянность среди командиров Красной армии в первые часы и дни войны. Для генералов уровня командира дивизии и командира корпуса, если им в округах не ставилась задача приводить свои части в боевую готовность за несколько дней перед 22 июня, на основании приходящих из Москвы директив, если им не сообщили о поступивших в округа «приказе наркома», «Директивы № 1», – было конечно шоком начало войны 22 июня! О котором они узнавали под бомбами, да по радио, в 12.00 дня!

Также именно на вопрос № 3 в ВИЖ № 5 дан этот ответ и от генерал-лейтенанта Г. В. Ревуненко, начальника штаба 37-й стрелковой дивизии 3-й армии ЗапОВО:

«17 июня 1941 годая, и командир 1-го стрелкового корпуса генерал-майор Ф. Д. Рубцов, и командир дивизии полковник А. Е. Чехария были вызваны в штаб округа. Нам объявили, что 37 сд должна убыть в полевой лагерь под Лиду, хотя было ясно, что передислокация совершалась в плане развертывания войск на государственной границе.Приказывалось иметь с собой всё для жизни в лагере.

Два полка выступили из Лепеля походным порядком, а части Витебского гарнизона были отправлены железной дорогой. Эшелоны составлялись для удобства перевозки, поэтому штаб дивизии следовал без батальона связи, а боеприпасы находились в заключительном эшелоне.

25 февраля 1953 года».

Ревуненко здесь даёт ответ сразу на два вопроса – № 2 и № 3. В полевой лагерь их выводили, в соответствии с директивой для ЗапОВО от ещё 10 июня, из-под Витебска, что в восточной Белоруссии – в Лиду, что в 100 км от границы. Т. е. «из глубины округа в сторону границы» и именно в «район, предусмотренный планом прикрытия» для этой дивизии. При этом хоть сами комдивы и понимали, что идут они не на «учения» и сама «передислокация совершалась в плане развертывания войск на государственной границе», но ориентировали их именно для «учебной», лагерной жизни, и приказывалось им брать всё необходимое «с собой» именно «для жизни в лагере», а не для боя. И в этом плане Павлову трудно «предъявить» обвинение. Ведь, согласно Директиве для КОВО от 12 июня, указывалось: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов», а в директиве для ЗапОВО от 10 июня такого пункта вроде нет.

В принципе эта 37-я стрелковая дивизия была на марше и вроде бы «объективно» до её командиров сложно было довести ночью 22 июня приказ наркома, да ещё и в округе у Павлова, расстрелянного в том числе и за то, что его войска встречали войну в «спящих казармах». Но и в других округах творилось то же самое.