Язык и фабула
Довольно большое число людей любит Терехова «за стиль», и это понятно, так как пишет он очень характерным языком — длинным, вычурным, образным, со своей внутренней структурой, в которую приходится сперва въезжать, чтобы после в ней свободно ориентироваться; в противном случае можно начать упускать синтаксис и задаваться вопросом «кто на ком стоял» — что будет только виной читателя, так как Терехов писательским аппаратом владеет безупречно, с полным осмыслением того, что он делает. И это, вероятно, куда важнее собственно языка, так как придумать уникальную вещь и дурак сможет, а вот пользоваться ею — только талантливый. Избыточность этого языка может и отпугнуть, показавшись, наверное, нарочитостью. Однако никакой нарочитости тут нет, и хотя местами коробит и скребет по ушам, это вопрос даже не вкуса, а слуха: у кого какой; нужно понимать, что речь идет о том сорте своеобразно ритмичного, увлекательного и привязчивого языка, после которого некоторое время даже собственные мысли по инерции идут аналогичным образом; за него можно простить то, что книга местами заметно затянута и, в общем, написана с тем явным авторским удовольствием от происходящего, которое часто заставляет забыть о разумных пропорциях действия, пауз и звуков, да и о самом читателе даже забыть. Словом, к лингвистической стороне вопроса претензий решительно нет — и, может быть, оттого она для аналитического разговора штука не самая интересная (как и все хорошо сделанное). Идеология интереснее, к ней — через сюжет — и перейдем.
Точнее, так: в силу отсутствия очевидного сюжета и определенной — несмотря на некоторые сдвиги в хронологии — линейности повествования имеет смысл говорить не о сюжете, наверное, а о «происходящем». Происходящее представляет собой отрезок жизни главы пресс-центра префектуры некоего Восточно-Южного округа (временные рамки определены довольно точно — в конце книги упоминаются случившиеся в тот момент похороны Ельцина). В жизни этой параллельно двигаются две истории — история борьбы героя за право общаться со своей дочерью после развода с женой (тема, несмотря на простоту звучания, капитальная) и описание, так сказать, его рабочих будней в префектуре, куда был назначен новый префект, которого все окружающие за глаза зовут вполне исчерпывающе — Монстр. Тут надо сразу понимать, что эта часть повествования — штука предельно идеологически заряженная и введенная в очень узнаваемый контекст, Терехов писал книгу на материале, известном ему из первых рук по собственной работе в аналогичном пресс-центре. Нового префекта поставил мэр, с одной лишь целью — доворовать все в усиленном темпе, так как мэра, по слухам, собрался снимать президент (аналогия тут единственная, да, с учетом того, что распоряжается особенно удалым воровством жена мэра) — и в этом состоит суть производственного конфликта. Монстр намеренно лишен каких-то человеческих черт, зато наделен очень красноречивой манией гигиены и чистоты; все его подчиненные дрожат за свои места, сдают друг друга, словом, производят весь тот набор действий, который обычно характеризует американские корпоративные триллеры; роман Терехова, однако, не триллер, а психологическая драма — его интересуют не причины и следствия, а мотивации и установки, а также — не побоюсь сказать — этическая и психологическая основы структур власти. К этому вопросу можно подойти как философ, социолог или моралист; Терехов выбирает последний вариант, и вот тут начинают возникать очень узнаваемые проблемы.
Собственно, проблемы
Схема действия познается весьма быстро: любой участник власти (включая главного героя) заведомый, без особой рефлексии, вор. Состояние это онтологическое — не воров тут просто нет; вся, прошу прощения, «вертикаль власти» держится на «заносах», и главный производственный вопрос тут один: кому и сколько. Прочность сцеплений этой системы Терехов показывает довольно ярким, хотя и не очень элегантным примером. Один из второстепенных героев, мент, рассказывает главному герою о том, что, по его подсчетам, будет, если Путин снимет Шаймиева, — подсчет этот через большое число сдвигающихся на один шаг звеньев коррупции выводит его на то, что тогда потеряет работу его враг, участковый соседнего отделения, который кормится там, где хочет кормиться ведущий подсчеты. То есть антураж понятен, реквизиты расставлены, пора запускать пьесу.
Но тут выясняется, что пьесы нет.
Читать дальше
