Константин Залесский - Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего рейха

Кто не помнит сцену встречи Штирлица (вернее, в данном случае Исаева) со своей женой в его любимом кафе «Элефант» — это 3-я серия фильма! Эта ставшая хрестоматийной сцена была позже неоднократно обыграна в различных программах и стала предметом рассуждений ветеранов разведки на тему, что этого быть не могло. Ну не могло, и бог с ним — это же художественный фильм и автору такая сцена была просто необходима для создания целостного образа советского разведчика. К этой сцене претензий нет и быть не может. Единственно, что не очень ясно с датой, когда она проходила. В фильме на время указано довольно точно: «Это было 10 лет назад», то есть в 1935 году. Но дальше почему-то сказано «ему предстояла Испания». Вообще-то гражданская война в Испании началась в июле 1936 года, хотя, возможно, Штирлицу по линии политической разведки надо было бы туда съездить и раньше… Все может быть.

Вообще, когда в фильме идет речь о событиях, отстоящих от 1945 года ни какое-то количество лет, авторы пользуются довольно броскими, но не совсем понятными фразами. Например, в 7-й серии, когда профессор Плейшнер гуляет по Берну, всезнающий «голос за кадром» сообщает нам: «Здесь, в Швейцарии, где люди не знали войны 80 лет…» Простым вычитанием определяем, что «войны в Швейцарии» не знали, по мнению авторов фильма, примерно с 1865 года. Почему выбрана именно эта дата, совершенно не понятно. Ведь вечный нейтралитет Швейцарии был объявлен в специальной декларации Венского конгресса от 20 марта 1815 года, то есть на 50 лет раньше. После этого внешних войн Швейцария не вела. Несколько позже в истории Швейцарии случился еще и очень короткий период, когда противостояние между католическими и протестантскими кантонами дошел до вооруженного столкновения — хотя назвать это войной все же нельзя. Военная кампания, длившаяся менее месяца — с 4 по 30 ноября 1847 года, — завершилась разгромом федеральными войсками генерала Дюфура армии мятежной коалиции — Зондербунда. Но даже если принять эту краткосрочную кампанию за полномасштабную войну, все равно дата «80 лет» сюда не подходит.

В 8-й серии — 15 III 1945 в 17 часов 50 минут — Штирлиц везет пастора Шлага к швейцарской границе. Из динамика несется песня Эдит Пиаф (то, что эта песня относится к послевоенному периоду, — не суть важно). Идет кинохроника, и Штирлиц вспоминает о своем посещении Франции. «Голос за кадром» сообщает, что «Штирлиц был во Франции за несколько месяцев до оккупации ее фашистами». Как известно, перемирие в Кампьене, означавшее фактическую капитуляцию Франции, было подписано 22 июня 1940 года — после чего немцы оккупировали Северную и Центральную Францию, а на юге была установлена власть коллаборационистского режима Виши. То есть Штирлиц был во Франции «за несколько месяцев» до июня 1940 года. Но ведь после нападения Германии на Польшу, еще 3 сентября 1939 года правительство Франции объявило войну Германии. После этого Штирлицу путь во Францию был уже заказан. До оккупации было еще 10 месяцев — согласитесь, десять — это не «несколько месяцев», это почти год.

Если с адресами в Берлине в фильме все благополучно — по крайней мере все, что я смог проверить, — то со Стокгольмом все не так про сто. (В качестве примера о том, что с адресами в Берлине у Семенова все вполне прилично, можно привести тот факт, что Музей природоведения — Museum für Naturkunde — действительно расположен на Инвалиденштрассе, рядом с площадью фон дер Нойен Тор, а от него через парк действительно, как и в фильме, можно пройти до университетской клиники.) По фильму, в столице нейтральной Швеции, во-первых, жил дядя Эрвина Кинна (мужа Кэт и радием Штирлица) — «большой друг Германии», а во вторых, туда отправляли шифровки Штирлиц; из Швейцарии его эмиссары — Плейшнер и Шлаг.

Адрес дяди Эрвина (в фильме его имя не названо, но в романе Юлиан Семенов называет его: Франц Паакенен) нам известен — Густав-Георг-плац, 25, об этом сказано в 4-й серии «Семнадцати мгновений весны». Здесь два вопроса. Первый: что, в Швеции говорят на немецком, а не на шведском? Если все же на шведском, то почему адрес звучит, как «Густав-Георг -плац», ведь Platz — это «площадь» по-немецки, а посылая письмо в Швецию, было бы правильнее назвать площадь «торгом» (Torg). А второй: если согласиться с утверждением, что «версия дяди из Стокгольма была надежной и проверенной», то возникают определенные сомнения в профессионализме как советской разведки, так и гестапо. Первая перепутала названия, указав «Густав-Георг-плац» вместо реально существующей «Густав-Адольф-торг» (Gustov Adolfs Torg), а второе — умудрилось этого не заметить.