Константин Залесский - Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего рейха

Вообще количество прототипов Штирлица-Исаева (его настоящая фамилия, по Юлиану Семенову, Всеволод Владимирович Владимиров) велико. И оно постоянно растет. Не проходит и года, чтобы тот или иной журналист не вернулся к этой теме и не сделал бы очередное открытие: вот он — прототип легендарного разведчика. И в этом нет ничего странного: Штирлиц — идеальный советский разведчик, обаятельный, умный, рисковый, прекрасно законспирированный, благородный. И, конечно же, любой из наших разведчиков хоть в чем-то на него и похож.

Ниже мы лишь коротко остановимся на некоторых других фигурах, которых наиболее часто называют прототипами Штирлица.

Конечно же, когда речь заходит о Штирлице, сразу вспоминают о двух легендарных советских разведчиках — именно разведчиках, а не шпионах. Это Рихард Зорге и Николай Кузнецов. И о том, и о другом написано столько, что вряд ли есть необходимость повторяться еще раз. За Зорге говорит то, что он совершенно легально работал корреспондентом немецкой газеты и был хорошо знаком с очень влиятельными людьми из немецкого посольства в Токио. Против — он не состоял на государственной службе и, таким образом, нацистским функционером не был, соответственно, о каком-либо «внедрении» говорить не приходится. Кузнецов же подходит значительно больше, и вполне возможно, что какие-то черты его характера и были использованы Юлианом Семеновым при создании образа Штирлица.

Никанор Иванович Кузнецов (позже он стал известен исключительно под именем Николай) был больше чем на десять лет младше Штирлица — он родился 27 июля 1911 году в деревне Зырянка Камышловского уезда Пермской губернии в семье крестьянина (Исаев — выходец из интеллигентов, его папа был профессором). В 1926 году Кузнецов окончил семилетнюю школу, в которой увлекся языком эсперанто, и поступил на агрономическое отделение Тюменского сельскохозяйственного техникума. Учеба шла хорошо, нов 1927 году умер его отец и Николаю пришлось перевестись поближе к дому — в Талицкий лесной техникум. Здесь он и увлекся немецким языком, к которому у него неожиданно проявились выдающиеся способности. Правда, окончить техникум ему не удалось — за несколько месяцев до окончания в 1929 году он был из него отчислен в связи с исключением из комсомола (и позже в партию так и не вступил). Из комсомола же Кузнецова вычистили за «сокрытие своего кулацкого происхождения».

По окончании техникума в 1930 году Кузнецов поступил помощником таксатора в земельное управление в Кудымкаре. В 1931 году он восстановился в комсомоле, но в следующем году был вновь исключен — из-за судимости по хозяйственному делу (дело было сфабриковано НКВД). В июне 1932 года он был завербован Коми-Пермяцким окружным отделом ГПУ в качестве внештатного сотрудника — проще говоря, осведомителя (псевдоним «Кулик»). В 1934 году Кузнецов переехал в Свердловск и устроился на работу статистиком в «Свердлес», а затем чертежником на Верх-Исетский заводи, наконец, расцеховщиком конструкторского бюро «Уралмаша». В Сверловском областном управлении НКВД он проходил под кличкой «Ученый». В характеристике на Кузнецова было отмечено: «Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью». В январе 1939-го Кузнецов познакомился с руководящим сотрудником НКВД Михаилом Журавлевым, который через несколько месяцев порекомендовал его начальнику отделения отдела контрразведки НКВД Леониду Райхману как способного агента, блестяще владеющего немецким языком и вообще полиглота. Так Кузнецов оказался в Москве, где и был привлечен к работе в НКВД — здесь заметим, что, по фильму, Штирлиц все-таки агент ГРУ, а не НКВД, то есть военной, а не политической разведки (иначе зачем ему праздновать 23 февраля — День Красной Армии; у чекистов был свой праздник). Сначала он работал секретным спецагентом контрразведки (с окладом кадрового оперуполномоченного) под кодовым именем «Колонист». Официально же Кузнецов, по оперативной легенде, являлся инженером-испытателем авиационного завода Рудольфом Вильгельмовичем Шмидтом.

Он работал по линии контрразведки, занимаясь освещением сотрудников немецкого посольства в Москве. В сентябре 1941 года Кузнецов писал: «Последние три года я, за коротким исключением, провел за границей, объехал все страны Европы, особенно крепко изучал Германию», — в результате этой подготовки и несомненных способностей к языкам Кузнецов получил настолько хорошие знания немецкого, что вполне мог сойти за коренного немца.