Пьер Бурдье - О телевидении и журналистике

Мне бы не хотелось, хотя я и не строю иллюзий на этот счет, чтобы мой анализ был воспринят как «нападки» на телевидение и журналистов, продиктованные своего рода старческой ностальгией по культурному телевидению типа «Теле Сорбонна», или как реакционное и регрессивное отрицание того, что (несмотря ни на что) может сделать телевидение с помощью, например, специальных репортажей. И хотя у меня есть все основания опасаться, что мой анализ может послужить пищей для нарциссической самоудовлетворенности мира журналистов, слишком любящего направлять на себя ложно критический взгляд, я надеюсь, что он сможет стать инструментом или оружием в руках всех тех, кто внутри профессионального мира видеоизображения сражается за то, чтобы телевидение, которое могло бы стать замечательным инструментом прямой демократии, не превратилось в инструмент символического угнетения.

Я бы хотел здесь, на телевидении, попытаться поставить ряд вопросов о телевидении. Это весьма парадоксальное намерение, поскольку я считаю, что невозможно сказать ничего серьезного по телевизору, особенно если речь идет о самом телевидении. И если правда то, что по телевизору ничего сказать нельзя, не будет ли логичней вместе с целым рядом известных интеллектуалов, представителей творческой интеллигенции, писателей прийти к соглашению, что нам не следует выступать по телевидению?

Мне кажется, что не стоит принимать такую резкую альтернативу: все или ничего. Считаю, что выступать на телевидении очень важно, но при некоторых условиях. Сегодня благодаря аудио и видеослужбе Коллеж де Франс мне предоставлены совершенно исключительные условия: во-первых, мое время не ограничено; во-вторых, никто не навязывал мне тему для выступления: я выбрал ее самостоятельно и еще могу сменить, если захочу, в-третьих, здесь нет никого, кто мог бы делать мне замечания в связи с техническими вопросами или с тем, что «зрители, мол, не поймут», или от имени морали и благопристойности и т. п. Это совершенно особая ситуация, поскольку, говоря вышедшим из моды языком, я контролирую средства производства, что вовсе не является правилом. Настаивая на исключительности предоставленных мне условий, я тем самым даю понять, каковы бывают обычные условия для приглашенных на телевидение.

Вы спросите, почему же тогда при обычных условиях люди, несмотря ни на что, соглашаются участвовать в телепередачах? Это очень важный вопрос. Однако, большинство исследователей, ученых, писателей, не говоря уже о журналистах, соглашающихся выступить по телевизору, его себе не задают. Я считаю, что пришла пора задать себе вопрос о таком отсутствии вопросов. По-моему, соглашающиеся участвовать в передаче, не беспокоясь о том, смогут ли они сказать то, что хотят сказать, признают тем самым, что на самом деле они приходят на студию не для того, чтобы что-то сказать, а совсем по другой причине: показать себя и быть замеченным другими. Беркли говорил: «Быть — значит быть воспринимаемым». Для некоторых из наших философов (и писателей) «быть» значит быть показанным по телевизору, т. е. в итоге быть замеченным журналистами или, как говорят, находиться на хорошем счету у журналистов (что невозможно без компромиссов и самокомпрометации). И действительно, поскольку они не могут рассчитывать только на свои произведения, чтобы продолжать существовать для публики, то у них нет другого выхода, кроме как появляться как можно чаще на экране, а стало быть писать через регулярные и насколько возможно короткие интервалы времени произведения, основная функция которых, по словам Жиля Делеза, обеспечить их авторам приглашение на телевидение. Таким образом, телевизионный экран стал сегодня своеобразным зеркалом Нарцисса, местом нарциссического эксгибиционизма.

Эта преамбула может показаться слишком длинной, но мне хотелось бы, чтобы артисты, писатели и ученые явно задали себе вопрос, желательно сообща, чтобы каждый из них не оказывался в одиночку перед выбором: нужно или нет принимать приглашение на телевидение; принимать ли приглашение, выдвигая свои условия или безо всяких условий, и т. д. Мне бы очень хотелось (мечтать не вредно), чтобы они сообща взяли в свои руки решение этой проблемы, попытались провести переговоры с журналистами (специализирующимися в этой области, или нет) с целью выработать своего рода соглашение. Само собой разумеется, что речь не идет о вынесении приговора журналистам или об объявлении им войны: журналисты часто сами страдают от требований, которые они вынуждены предъявлять. Напротив, речь идет о том, чтобы сделать их союзниками в размышлениях о том, каким образом можно общими усилиями бороться с угрозой инструментализации телевидения.