Виктор Слипенчук - Восторг и горечь (сборник)

С тех пор ко всем премиям отношусь с опасением, хотя понимаю и принимаю их целесообразность. Премии даются не за красивые глаза. Они даются прежде всего за мастерство, за осмысление жизни в твоих произведениях. Премия – это дополнительная мотивация в стремлении к добросовестному талантливому творческому труду. И тут, конечно, важна честность суждений высокого жюри.

В 1996-м мне довелось побывать на одном из собраний Московской писательской организации. Вёл собрание её руководитель Владимир Гусев, первым вопросом обсуждалось поведение весьма уважаемого мною писателя (фамилию не называю из этических соображений), который, являясь председателем жюри Пушкинской премии, воспользовался своим статусом председателя и присудил себе эту премию. Звучит дико, но разве не дико, когда всем известный талантливый писатель, являясь членом и даже председателем жюри той или иной престижной премии, сам не имеет никаких премий? Кстати, на этот парадокс, имея в виду себя, указывал ещё Василий Аксёнов. И тут нет никакого криминала – кому-то по душе Есенин, а кому-то Маяковский, и с этим ничего не поделаешь. Оценка творчества всегда субъективна, она немыслима без субъективизма. Но это-то и хорошо. Сегодня в фаворе поэзия одного толка, а завтра – другого, а послезавтра – третьего, и так во всех сферах творческой деятельности. Именно это и является движущей силой развития. Иначе закиснем, покроемся замшелой болотной ряской.

Конечно, человек не вечен, и иногда так случается, как случилось, например, со Стендалем. Только спустя десять лет после смерти было издано его собрание сочинений, которое послужило толчком к его национальному и мировому признанию. Он стал классиком. Впрочем, а разве не то же самое произошло с романом «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, который был издан спустя двадцать лет после смерти автора и вошёл в сокровищницу национальной и мировой литературы?!

Главное в присуждении литературных и других премий – честность. Премии помогают в мотивации, в стремлении к совершенствованию своего мастерства, но они отнюдь не являются окончательной оценкой творчества того или иного литератора. Окончательную оценку выносит время, а у времени своё жюри, неподвластное междусобойчикам: ты – мне, я – тебе.

12. – Ваши книги написаны хорошим, правильным русским языком, в отличие от птичьего постмодернистского языка, который зачастую непонятен даже самим его приверженцам. Вы подолгу работаете над своими текстами? Какой этап работы самый трудный?

– Я уже говорил выше – преодоление косноязычия. Но самый-самый трудный, как вы говорите, этап работы – это всё-таки когда идёшь по этапу (сюда я включаю подписку о невыезде, перехват писем, телефонных разговоров и так далее). Дело в том, что с автора никто и никогда не снимал ответственности за опубликованное произведение – ни в демократическом обществе, ни в тоталитарном.

Я стал писать и публиковаться сравнительно рано. И в свои четырнадцать лет считал признаком самой высокой одарённости – угождать требованию газеты. Так сказать, эй, вы там, газетчики, чего изволите, сообщите, и не успеете глазом моргнуть, как сработаю и всё, что надо вам, выдам на-гора в лучшем виде.

В школе, в районной газете знатоки поэзии разводили руками и в изумлении покачивали головами: ну уникальный случай – талант с тремя восклицательными знаками. А я бы сегодня сказал: с шестью, с шестью восклицательными знаками! В самом деле, что может быть унизительней творческого угодничества. Но, как говорится, жажда быть признанным талантом застила глаза, и я до того поднаторел в делании стихов, что мне писали из многотиражки совхоза «Путь к социализму» прямым текстом: а теперь, дорогой юный талант, напрягитесь, ждём ваше стихотворение к празднику Октября.

Словом, с юности доподлинно знал: какое произведение напечатают, а за какое могут и пожурить. А на Всесоюзной ударной комсомольской стройке Алтайского коксохимического завода за повесть «Преодоление» (была напечатана по недосмотру властей в альманахе «Алтай») по полной программе довелось узнать и осознать ещё и «уголовную ответственность» за своё сочинение. Впоследствии об этом написал и издал повесть «Огонь молчания», а сейчас лишь скажу, что любой опыт в писательском деле полезен. Во всяком случае, когда говорят о необходимости цензуры – знаю точно, что писателю, осознающему ответственность перед словом, она не нужна. Но обретение ответственности перед словом – это процесс трудно регулируемый, у каждого это происходит по-своему. У меня преследование Алтайской прокуратурой длилось около двух лет. И если бы не вмешательство Михаила Сергеевича Горбачёва, Георгия Мокеевича Маркова, Сергея Владимировича Михалкова, Сергея Венедиктовича Сартакова, достойное человеческое поведение проректора ВЛК Валентина Васильевича Сорокина, то сейчас, наверное, уже бы и косточки сгнили.

Читать дальше