— Вячеслав Володин — некогда ваш ученик и «вице». Чего следует ждать от его дальнейшей политической биографии?
— Я его знаю очень хорошо. Очень способный, очень эффективный. Служит честно. Его стиль — нечеловеческая работоспособность, системность. Он еще молод. Не исключаю, что вскоре будет повышен по службе.
— Вы один из немногих губернаторов, оставшихся после отставки в регионе, которым управляли. Почему таких в России — по пальцам одной руки?
— Прежде всего я после отставки тоже уехал. Был около пяти лет в Москве на Старой площади и тосковал от безделья. Посадили в золотую клетку, дали кабинет с кондиционером, машину с двумя водителями. И абсолютно никаких обязанностей и никакой ответственности. В моем ведении — консультирование Госсовета РФ, у которого такой же прекрасный функционал, как и у меня. Надо было писать аналитические записки, предложения. Когда ты с ними заходишь на чужую поляну, то моментально получаешь по башке. Например, так было с предложением о переподготовке глав субъектов РФ — я-то еще не знал, что буду заниматься подобным в этой школе… Но губернаторов и мэров крупных городов надо учить. Тем самым я пересек границы интересов сразу нескольких департаментов администрации, что вызвало там определенное недовольство. Так что когда появилась возможность уехать в Саратов и возглавить эту школу госуправления, я с удовольствием согласился. Меня тут узнают, мне тут хорошо. Я не мешаю власти, власть не мешает мне. На работу хожу с удовольствием, ниша моя мне по душе.
— Не считаете это понижением?
— Какое понижение? Я знаю, что губернатором больше никогда не буду. Не хочу быть депутатом. Но и не желаю, чтобы на территории Саратовской области надо мной появился начальник. У меня начальники в Москве, и это хорошо. Я уважительно отношусь к моим преемникам. Спросят — отвечу, пригласят — приду. Не пригласят — не обижусь. Во всяком случае в области не скоро появится человек с таким количеством государственных наград, с дипломатической неприкосновенностью и пятилетним опытом работы в Совете Европы. Уходя с губернаторского поста, я сказал известную фразу римского консула: «Сделал, что мог. Кто сделает лучше — флаг в руки».
— Про флаг консул не говорил.
— Это я добавил.
Кино и немцы / Политика и экономика / В России
Кино и немцы
/ Политика и экономика / В России
Появилась ли в России историческая цензура? Вопрос перестал быть праздным после начала работы над единым и непротиворечивым школьным учебником отечественной истории. И особенно после приключений в стенах Министерства культуры сценария еще не снятого фильма Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр». Автору предписали перенести действие из 1940—1941 годов на десяток лет раньше: накануне Великой Отечественной войны немецких инженеров не могло быть на советских военных заводах.
О том, за кем историческая правда, спорят научный директор Российского военно-исторического общества Михаил Мягкови старший научный сотрудник Института славяноведения РАН Сергей Случ.
С одной стороны
Михаил Мягков: «Сочиняйте фэнтези на исторические темы, но почему органы государства должны в этом участвовать?»
— Михаил Юрьевич, Министерство культуры обещает проводить в историческом кино государственную политику. В чем здесь отличие от советской цензуры?
— Цензура в СССР носила предварительный характер. В современной России такая цензура отсутствует. Свобода слова, однако, не означает, что государство не имеет права воздействовать конституционными средствами на общественное мнение, в том числе в сфере исторического сознания. Сегодня в обществе есть проблема формирования консенсуса по поводу исторического прошлого страны. Поэтому я не вижу ничего странного в том, что Министерство культуры не хочет выделять бюджетные деньги кому попало и принимает решения на основе экспертизы. При отсутствии экспертизы за счет бюджета могут быть созданы художественные произведения, оказывающие разрушительное воздействие. Если говорить о сценарии фильма Александра Миндадзе, то здесь было лишь одно существенное замечание: реалии 1920-х годов — и, соответственно, советско-германского сотрудничества в это время — были перенесены на период 1940—1941 годов. Это мне представляется неправильным. В целом, конечно, для большого художника Миндадзе главное в фильме — это яркие образы и характеры людей. С ним легко общаться, и вообще он был благодарен за наши подсказки и советы.
Читать дальше
