Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал

Вьетнамца сменил студент-химик. На школьных приборах добывал с дружками синтетический наркотик. Паренек жадный, эгоистичный, ел общее, сам делиться не любил. Поклонник японского шарлатана Асахары. Сидя на койке, медитировал с закрытыми глазами, чем вызывал у майора страстное желание щелкнуть его по носу. Еле отговорил - любые искренние убеждения уважать надо. У всех других сокамерников были образки Спасителя или Богородицы.

Новый год встретили «с музыкой».

В 23.30 к нам в камеру вошел начальник следственного изолятора Растворов - умный, опытный мужик, старый чекист. Поздравил с наступающим 94-м годом, пожелал скорейшего освобождения. Сквозь тяжелые стены каземата глухо слышался шум собравшегося у стен Лефортова народа. Крики складываются в слова. требуют свободы. Кому? Нам? Мне? (это не какой-то там пикет за Ходорковского).

Потом узнал, что там же, на улице, с «Трудовой Россией» встречала Новый год жена.

Более сотни следователей собрали из всех областей страны. Результат - 130 томов уголовного дела. Который раз прихожу на очередной вызов.

Предложат стакан чая. Следователь спросит:

- Альберт Михайлович, будете говорить или как обычно?

- Как обычно.

- Ну тогда посидите. Газеты можете полистать.

И возвращается к беседе с коллегами. Говорят об Архангельске, о Ростове, Оренбурге, откуда их вызвали в командировку и где денег им не платят.

Написал, наконец, «важняк» в конце 130-го тома: «Виноваты обе стороны». Получил генерала и уволился. Ушел из прокуратуры в адвокаты. Там больше платят и вообще чище. До сих пор по праздникам звонит, поздравляет.

Ежегодно по капле бывший следователь выдает в газеты очередную порцию правды о событиях 93-го года. И на том спасибо!

Юридически власть Ельцина с нами, посаженными в Лефортово, ничего не могла сделать. На нашей стороне были: Конституция страны, Воинская присяга, Уголовный кодекс того времени и общественное мнение всего Советского Союза.

Вот почему нас не расстреляли, как требовал того Сергей Филатов, первый помощник ЕБН.

«Амнистировали». Не нас они амнистировали, а в первую очередь себя.

«На определенном этапе встал бы вопрос о привлечении к уголовной ответственности и людей с президентской стороны», - написал потом Прошкин.

Надо отдать должное Руцкому. На допросах в Лефортове он не отрицал, что отдал приказ взять мэрию и Останкино. Правда, автомат у него был в смазке .

Хасбулатов на допросе в Лефортове сказал, что никого никуда не посылал и ничего не знал.

И еще цитата - из интервью бывшего тогда генпрокурором Алексея Казанника: «Следователи мне докладывали, что в Лефортове произошли изменения личности практически у всех. А Руцкой, так мне говорили, даже перестал узнавать людей. И фразы у него состояли почти из одних матов. Полностью сохранил твердость характера лишь Макашов. Когда Макашов расписался под постановлением об амнистии и услышал, что свободен, он заявил, что не торопится и не уйдет без генеральской формы. И вышел из тюрьмы в генеральском мундире».

Так оно и было. 25 февраля меня в последний раз под конвоем провели по коридорам тюрьмы к выходу. Снаружи две «Волги», жена, друзья. Через 15 часов я был уже в Самаре (где и оставался весь следующий год).

«Как вернуть государство народу?

Власть добровольно никто не отдаст. Власть надо брать:

1. Через выборы. Негры в ЮАР избрали своего Манделу. Неужели мы хуже?

2. Готовиться к борьбе любыми средствами. Народ имеет право.

Вражеские голоса продолжают обзывать народ в мэрии и Останкино бандами Макашова. Так же фашисты называли партизан в годы Отечественной войны - бандами. Горжусь, что был вместе с восставшим народом. Народ имеет право на восстание, если его правители предпринимают антинародные действия».

Почти что год, как в шутку обещал, когда меня уволили, прозанимался «кролиководством и пчеловодством». Сил набирался, работал руками на земле. Помогал жене с посадками, дачу отделывал: соседи клены неподалеку срубили - так не пропадать же.

Свободное от работы время посвящал прогулкам по лесу. Охоту люблю, но больше - именно бродить, как Тургенев. Для меня главное - общение с природой, а не факт того, что я кого-то подстрелил. Перечитал тогда все самое любимое в своей домашней библиотеке: «деревенщиков» Распутина, Белова, Личутина. Это всегда находило отклик в душе. Но сказать, что эти авторы меня, когда впервые их открыл, чем-то поразили, едва ли могу. Я ведь в деревне рос, все это знакомо, через себя пропущено. На особое место ставлю Шолохова и Леонова.