Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал

К сожалению, как это часто бывает, храбрыми и честными управляют трусы и проходимцы. Под последними разумею Руцкого и Хасбулатова.

К осажденному Дому Советов приезжали люди из различных областей России, из Приднестровья, из Белоруссии. Но, к сожалению, не было там подразделений Вооруженных сил, хотя я неоднократно обращался к частям Московского гарнизона от имени осажденных, от имени советской власти.

Привожу текст такого обращения к десантникам, которое я писал сердцем, писал, чтобы достучаться до их совести и чести.

«Десантники!

Родина в опасности.

Она уже разрушена и оплевана, унижена и ограблена. Ельцин и его команда хотят установить диктатуру, чтобы продолжать убивать свой народ, разрушать его Вооруженные Силы. Им не нужна ни армия, ни мощь России. Ельцин и его американо-израильские друзья разрушили Советский Союз, очередь за Россией.

Прошу и приказываю.

Прибыть по тревоге к Дому Советов организованно.

У нас достаточно разрозненных сил, нам нужно показать, что десантники с советским народом, анес американо-израильским отребьем.

Обещаю быть личным шефом каждого из вас и не забыть до конца службы.

Имя мое в войсках и Союзе знаете — заместитель министра обороны, генерал-полковник,

начальник штаба обороны Дома Советов

А.М. Макашов

26.09.93».

Это письмо в 1996 году мне вернул подполковник ВДВ. Был ли он с моим письмом у десантников, не знаю. Может быть, он просто избавился от этой улики. А я подписал таких писем десятки.

Со мной были мои друзья и помощники генералы в возрасте и отставке, но настоящие патриоты. Они помогали мне в организации обороны здания. Маленький штаб издавал распоряжения, указания, оформлял документы на право ношения оружия. Многих я рассылал по военным учебным заведениям и частям Московского гарнизона. Привожу воспоминания об этих днях генерал-лейтенанта Калинина Юрия Николаевича.

«Я, Калинин Юрий Николаевич, генерал-лейтенант Советской Армии, сын полка во время Великой Отечественной войны, прошел Афганистан и Чернобыль. На старости лет пришлось защищать Советскую власть и в центре Москвы. Когда узнал об указе № 1400 Ельцина, пришел к Дому Советов. Был в одной команде с генералами Макашовым, Титовым, молодыми офицерами. Занимался формированием сводного добровольческого полка. Зная хорошо Москву и военно-учебные заведения, посещал их по поручению штаба, разговаривал с командирами частей и начальниками, просил о помощи. Кто обещал, кто молча слушал, кто убегал от встречи. Сегодня, когда власти кинули всех, начиная с людей в погонах, вспоминается все это наиболее отчетливо. Начальство струсило. Вернее, предало народную власть. Жалко и обидно за этих «полководцев». А ведь все было законно».

Почему в это страшное время армия - любимица страны, которой народ отдавал свои кровные деньги и свое поклонение, наши военные, и в первую очередь генералы, не встали на защиту народных интересов?

Руцкой собрал в первые дни осады тех, кто носил погоны. На таких совещаниях, как это, раньше мне бывать не приходилось. Сам с двенадцати лет росший в грубом мужском коллективе, знавший вес и значение острого словца, такого мата, как от Руцкого тогда, нигде больше, кроме как в армейской курилке, не слышал. Сказанные вовремя, в сердцах, такие слова иногда помогают. Некоторым это даже идет. А Руцкой даже не ругался, а сыпал этими словами вперемешку с приказами: «взять», «блокировать», «разогнать». Все это казалось смешным. Помню, наклонился к соседу по столу, к депутату-генералу в милицейской форме и прошептал: «Сейчас прикажет взять почту, телеграф, вокзал». Руцкой точно подслушал меня и. «Генералу Макашову взять почту, телеграф, вокзалы.» В отличие от классика он приказал еще и МВД занять, Генштаб, Останкино.

Ко мне приходили разные люди. Одни искренне хотели помочь. Требовали оружия. Другие пытались что-нибудь выведать. Эти работали, как правило, под видом корреспондентов. До того обнаглели, что даже липового удостоверения от редакции не позаботились получить. Мы беседовали. Вслух предупреждали, что такие-то лестничные переходы заминированы, на крыше и в подвале установлены растяжки и т. п. Действовало. Штурм переносился.

К руководству приходили офицеры Генштаба, делились информацией. Некоторых я знал в лицо. Меня знали все. К Ачалову проскальзывали и в генеральских званиях, но без формы. Особенно увеличивался поток, когда чаша весов склонялась в нашу сторону. Увидев одного генерала, который рьяно осуждал меня в 91-м году и даже оформлял документы на мое увольнение из армии, я спросил у Ачалова: «А этому-то что надо здесь?» Ачалов, как истинный десантник, сплюнул и сказал: «Должность будущего советника просил. »