М Рашковская - Милые братья и сестры

Здесь мы вынуждены на короткое время прервать повествование, чтобы разобраться в одном принципиальном вопросе. Это вопрос об отношении толстовцев к антивоенной позиции, занятой представителями левой европейской социал-демократии, в частности и русскими большевиками. Этот вопрос важен и для понимания публикуемого нами булгаковского текста, где содержится недвусмысленный выпад против тогдашних социал-демократов, огульно обвиняемых в милитаристских настроениях. Этот вопрос важен и для понимания общего контекста описываемых нами событий, ибо толстовцы - вольно или невольно оказались выразителями того скрытого народного недовольства империалистической войной, которое во многом обусловило и падение царского режима, и революцию, и будущий ход истории народов России. Судя по мемуарному наследию В.Ф.Булгакова, толстовцы в самом начале войны почти ничего не знали об антивоенных протестах левых социалистов (*18*). Действительно, с первых дней войны все газеты (и центральные и провинциальные) подпали под жесткую предварительную военную цензуру; в то же время печать охотно сообщала данные об оборонческих выступлениях и манифестациях представителей левых кругов. Далее, такие знаменательные события в истории мировой социал-демократии, как арест большевистских депутатов IV Государственной Думы и отказ Карла Либкнехта голосовать за военные кредиты в германском рейхстаге, произошли уже после ареста Булгакова и значительной части его товарищей (ноябрь и декабрь 1914 г.). И все же кое-какими отрывочными данными о соприкосновении толстовцев с мыслью и деятельностью левых русских социал-демократов мы располагаем. В воспоминаниях Булгакова сообщается следующий характерный эпизод. По-видимому, в начале сентября 1914 г. близкий к Черткову адвокат Н.К.Муравьев "привез из Москвы копию с обвинительного акта по делу двух социал-демократов - адвоката и его письмоводителя, обвинявшихся в составлении воззвания против войны" (*19*). Разумеется, "революционный тон социал-демократического воззвания" (*20*), и в частности призыв к отмщению развязавшим войну, не мог встретить симпатии толстовцев. Но, как пишет Булгаков, "самая попытка протестовать так или иначе против войны вызвала во всех нас глубокое сочувствие. Вскоре после того я пробовал заговаривать кое с кем из единомышленников о выпуске собственного воззвания" (*21*). Далее в мемуарах Булгакова сообщается, что во время следствия часть толстовцев находилась в общих камерах с тульскими рабочими-большевиками, к которым следователи-жандармы относились с особой разнузданностью и цинизмом. В человеческом плане отношения между обеими группами "политических" были самыми дружелюбными, однако многие идеи толстовцев вызывали недоумение их сокамерников-большевиков. Задавался, например, вопрос: если толстовцы полагают наличие "искры Божией" в каждом человеке, то как можно верить в наличие этой искры в таком мучителе и антисемите, как, скажем, подполковник Демидов? Булгаков признает, что спорить здесь было нелегко... (*22*). В период первой мировой войны прохождение дел в системе "военно-судного" ведомства России было нескорым: объем дел по различным нарушениям воинской дисциплины в огромной, наскоро комплектуемой и несильной в моральном отношении армии оказался беспрецедентно велик (дезертирство, мародерство, драки, неповиновение, случаи дерзостей и бунтов, расхитительство, жестокое обращение и с подчиненными, и с населением и т.д.). По условиям военного времени групповые антивоенные протесты среди гражданского населения также подлежали юрисдикции окружных военно-судных управлений. В конце июля 1915 г. материалы следствия по делу толстовцев были переданы из Тульского ГЖУ в Московский военно-окружной суд (МВОС). И лишь 11 ноября 1915 г. о деле толстовцев было доложено в распорядительном заседании МВОС "по части генерал-майора Абрамовича-Барановского" (*23*). В течение полутора месяцев после этого большинство подсудимых толстовцев были освобождены из-под стражи под большие денежные залоги (от 500 до 1000 руб.). В этом плане много сделали для помощи подсудимым Владимир Григорьевич и Анна Константиновна Чертковы и Татьяна Львовна Сухотина-Толстая (*24*). Беспалов, Попов и Пульнер, которым инкриминировалось распространение прокламации среди населения, под залог выпущены не были. Не были выпущены также И.Ф.Х.Граубергер и Г.И.Лещенко (объяснение см. ниже). Слушание дела проходило в Кремле при закрытых дверях 21-30 марта 1916 г. Председатель суда - генерал-майор С.С.Абрамович-Барановский, заседатели полковники Масалитинов и Израилев. Обвинение поддерживал помощник военного прокурора полковник А.Е.Гутор. Защитники - Б.О.Гольденблат (*25*), И.М.Громогласов, С.А.Кобяков, Г.М.Лунц, В.А.Маклаков, Н.К.Муравьев, Б.А.Подгорный, Б.Е.Ратнер. В ходе судебного разбирательства обвинитель настаивал на версии обвинения, выдвинутой тульскими властями. Однако по настоянию председателя суд еще на распорядительной фазе исключил, давая квалификацию преступления, признак "изменнического деяния" и включил указание на "религиозные побуждения" подсудимых (*26*). Для подсудимых толстовцев судебные заседания - даже ври закрытых дверях (*27*) - давали возможность открытого исповедания своих убеждений. "...Большинство из нас, - вспоминал Булгаков, - каждое утро шло на суд, как на праздник. Настроение у подсудимых и свидетелей было светлое, повышенное. Оно невольно передавалось и всем окружающим..." (*28*). 1 апреля 1916 г. в арбатском здании МВОС при открытых дверях был объявлен в окончательной форме приговор по делу толстовцев. Лица, которым инкриминировалось составление и подписание воззвания "Опомнитесь, люди-братья!", были оправданы ввиду неосуществленности замысла (публикация текста в газетах нейтральной Швейцарии). Авторы воззвания "Милые братья и сестры!" - Беспалов, Попов, Пульнер были приговорены к двум месяцам тюремного заключения каждый, каковой срок и был зачтен в силу отбытия ими предварительного заключения. Попов в связи с попыткой распропагандировать "нижние чины" во время его ареста под Тулой был приговорен к полутора годам заключения в исправительном доме, причем ему были зачтены год и пять месяцев предварительного заключения. Наконец, Лещенко и Граубергер, оправданные по делу о воззвании "Опомнитесь...", были возвращены под стражу, так как первый отбывал наказание за распространение запрещенных сочинений Л.Н.Толстого, а второй по приговору Харьковской судебной палаты - за пацифистскую пропаганду среди населения. 4 апреля обвинитель опротестовал оправдательный приговор в кассационном порядке: два дня спустя материалы дела были направлены в Петроград в распоряжение Главного военного суда. Однако кассационное рассмотрение так и не успело состояться. Вместе с Февральской революцией страна вступила в новую полосу своей истории (*29*). К сожалению, нам не удалось отыскать в архивах оригиналы публикуемых ниже воззваний. На сегодня мы располагаем лишь их жандармскими заверенными копиями. Этими же самыми копиями в деле Канцелярии тульского губернатора, поступившими после революции в фонды Государственного музея Л.Н.Толстого, располагал и Булгаков. Как раз с этих копий и дана перепечатка в книге "Опомнитесь..." (*30*). Приводимые Булгаковым тексты суть именно "перепечатки", а не археографические воспроизведения, годные для работы ученых. К тому же и книга "Опомнитесь..." стала библиографической редкостью. Эти обстоятельства и поставили нас перед необходимостью предпринять настоящую комментированную публикацию.