М Разумовская: Жизнь и творчество Франсуа де Ларошфуко

Действительно ли отношения между людьми таковы, какими они пытаются их представить? Добрые поступки - это настоящая фикция: "Люди делают добро часто лишь для того, чтобы обрести возможность безнаказанно творить зло" (121). Дружба - это "такие отношения, где себялюбие надеется что-нибудь выгадать" (83). Если же "судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу" (72).

Все приведенные максимы можно понять как доказательство лицемерия добродетели, но так же и как свидетельство самообмана. Но вот максимы, которые как будто опровергают теорию самообмана: Ларошфуко говорит об истинной и ложной любви, об истинной и ложной дружбе. "Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел" (76); "Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже" (473).

Настоящая любовь и дружба здесь понимаются вне себялюбия. Эти чувства по-настоящему бескорыстны, хотя они и очень редки. Объяснить эти максимы как отказ от теории, которую с таким убеждением проповедовал Ларошфуко, было бы трудно. Очевидно, он сделал исключения для дружбы и любви потому, что у него перед глазами были примеры верной, подлинной, бескорыстной любви, а также потому, что в какие-то редкие моменты он должен был усомниться в правильности своего механистического понимания этики. Во всяком случае, эти максимы должны навести читателя на подобные размышления.

Чтение "Максим" оставляло тяжелое впечатление и приводило к мрачным выводам. Отделить порок от добродетели не в состоянии не только сторонние наблюдатели, но и сам человек, который не давал себе труда разобраться в собственном поведении. Ничем не сдерживаемое себялюбие стремилось возобладать над всем с помощью ложно понятой чести, честолюбия, тщеславия, путем предательства и вероломства. Благородные отношения между людьми, их дружба, любовь, уважение друг к другу превратились в неприкрытый обман, потому что каждый старался любой ценой добиться превосходства и удовлетворить свой алчный эгоизм. Всякий поступок человека вызывает к себе недоверие именно потому, что он эгоистичен, а сам человек не гнушается никакими средствами, чтобы удовлетворить свои желания. Естественные инстинкты человека извратились, и он теперь совсем не походит на того, каким был создан мудрой природой; "...убедительнейшее доказательство этому: чем разумнее он становится, тем больше стыдится в душе сумасбродства, низости и порочности своих чувств и наклонностей" (523).

Максимы Ларошфуко являются не только памятником современной ему философии и этики, но и свидетельством создавшей их эпохи и нравов того

сословия, к которому принадлежал сам автор, так горько разочаровавшийся и во Фронде, и в тех, кто ее делал.

Надо было найти виновника зла, которое творится в мире. Виновник, по мнению Ларошфуко, был налицо. Принципы абсолютизма не могли восприниматься феодальной знатью как разумные и справедливые. Старинная форма правления, сословная монархия, которая покоилась на феодальной разобщенности и была дотоле единственно возможной во Франции формой государственного устройства, воспринималась аристократией и в середине XVLI столетия как естественная, от века данная система управления. Знать, и Ларошфуко в том числе, была убеждена, что прежняя, привычная и, конечно, выгодная для нее государственная и общественная система была порождением естественного права и должна удовлетворять всех, ибо покоилась на взаимном договоре, в котором долг, обязанности и права каждого были четко определены и неукоснительно соблюдались. Новый способ Правления, принесший Франции новые законы, этот "новый порядок", который через полтора столетия получил название "старого режима", кажется автору "Максим" главной причиной всеобщего бедствия.

Только разумное и справедливое управление государством может создать всеобщее благополучие и организовать жизнь по законам, которые могли бы удовлетворить всех. В одном из "Моральных размышлений", над которыми он работал одновременно с "Максимами", Ларошфуко писал: "Человек ищет житейских благ и удовольствий за счет своих ближних. Себя он предпочитает другим... Нам следует хотя бы ловко скрывать пристрастие к себе, раз уж оно присуще нам от рождения... В этом трудном деле ум окажет нам немалую помощь... Бывает порой, что мы приятельствуем с людьми, которые ниже нас по рождению. или достоинствам; в этом случае мы не должны злоупотреблять своими преимуществами..." ("О приятельских отношениях"). Задача правителя - познать природу индивида, его потребности и возможности их удовлетворения, что и позволит руководить человеком. В тех же "Размышлениях" говорится о государе: ". . . если старания свои он посвятит тому, что составляет его долг, если будет великодушен, искушен в делах бранных и государственных, справедлив, милосерден и щедр, полон заботы о подданных, о славе и процветании своей державы, то ... это достойно короля, ибо тут он притязает на подлинное величие" ("О заблуждениях"). Абсолютизм поставил человека в непривычные, неестественные условия и этим извратил его природу. Он вернул его к изначальной дикости, существовавшей до принятия общественного договора, когда разум молчал, а государственного принуждения еще не было. Люди стали жертвами неправильного и преступного способа правления, и ответственность за нравственное уродство современного человека несут те, кто правит государством.