— Вы — один из самых яростных ниспровергателей советской власти. Не кажется ли Вам, что последствия Вашей деятельности нанесли вред не столько коммунизму, сколько советскому народу?
— Дело в том, что тот вариант выхода из кризиса, который был предложен в 1991 году, был антинародным вариантом, он был направлен против большинства населения России. Из всех возможных вариантов преодоления трудностей выбрали самый худший. Естественно, что народу пришлось за это расплачиваться. Да, масштаб платы за переход к рынку намного превысил «вину» народа за пребывание в социализме, если можно так сказать.
Кстати, с поста мэра Москвы я ушел, если вы помните, добровольно, в знак протеста против проводимых Гайдаром реформ. Если бы Ельцин принял в 1992 году мою экономическую программу, я бы остался во власти и работал бы. Но Ельцин выбрал Гайдара, а я с реформами, которые собирался проводить Гайдар, был категорически не согласен. В этом мы с Ельциным не сошлись. У меня с ним было несколько достаточно серьезных разговоров, во время которых я — в отличие от тех сказок, которые сейчас распространяются про то, что тогда якобы никто не соглашался брать власть, — говорил Ельцину, что в любой момент готов возглавить правительство. Ельцин спросил меня: «Через сколько лет можно будет достичь результатов при вашем премьерстве?» Я сказал: «Минимум через 10 лет. Максимум через 20. Но, скорее всего, лет через 15». А он мне в ответ: «А вот американцы под Гайдара сразу дают 37 миллиардов, и Гайдар говорит, что к осени все будет нормально». Я: «Борис Николаевич, Вы же не хуже меня знаете страну, в которой мы с Вами живем... Но, с другой стороны, 37 миллиардов — та сумма, ради которой я бы на Вашем месте предпочел бы Гайдара». Я обещал Ельцину, что поработаю еще несколько месяцев — пока пройдет зима — и потом уступлю свое место Лужкову. Юрий Михайлович тоже не разделял позиций Гайдара, но, в отличие от меня, мог работать в системе российской бюрократии.
— Действительно ли Вы предлагали бороться с ней, узаконив взятки?
— Да. Ну, только не взятки как таковые... Я предлагаю законное, прозрачное, облагаемое налогами участие бюрократов в доле от полученной в результате их решения прибыли. Когда я заговорил об этом в 1990 году, на меня набросились и левые, и правые. Клеймили как покровителя взяточников. А ведь это не я — это Ленин не нашел ничего лучшего, чем тантьемы — участие чиновников советской власти в прибылях. Я считаю, что в современном государственном секторе, где принимаются какие-то хозяйственные решения, от которых получается эффект, если у чиновников не будет доли в полученной прибыли, они будут получать эту прибыль «слева». Поясняю, речь идет о хозяйственной деятельности, а не о милиции, к примеру.
Меня в 1990 году отвергли — ну и что? Сегодня весь государственный сектор заражен болезнью принятия неэффективных решений, решений, которые выгодны не экономике, а лично чиновнику, получающему откаты. То есть получается, что выплаты премий все равно идут, но идут не по результатам объективно оцененного итога чиновничьих решений. Вместо того, чтобы расколоть бюрократию на большинство, законно зарабатывающее участием свои уставные доли, и меньшинство, ворующее в произвольном размере, получили круговую поруку чиновничества. Вместо того, чтобы выделить среди взяткодателей большинство, которое готово платить согласованные «чаевые» за участие, и меньшинство, готовое финансировать беззаконие, получили и среди взяткодателей круговую поруку. В итоге спустя 20 лет видим нелепые картины: заходишь в отдел соцобеспечения, там сидит куча пенсионеров, а тетка, которая их оформляет, вся в золоте. Откуда оно у нее? Или подойдите к любому посту ГАИ — увидите рядом кучу иномарок, на которых «по доверенности» приезжают на работу рядовые инспекторы. Мы получили самый худший результат в этом направлении, отказавшись от того, что я предлагал.
— Возможно ли вообще истребить коррупцию?
— Ленин после пяти лет борьбы с бюрократизмом признал, что бюрократизм неразрывно связан с самой природой и характером социалистической власти. Поэтому Ленин — а он всегда был логичен — писал, что обещания вырезать бюрократизм, навсегда убрать — шарлатанство, обман. Хирургия — подчеркнул он — тут невозможна, остается только лечение. А Рузвельт, организуя поход на американскую мафию, говорил: «Убить ее мы не сможем, но загнать в норы можно». И добился, что мафия удержалась только там, где эксплуатируют пороки человека — в наркоторговле, в порнобизнесе, в игорном бизнесе. В свете правильного понимания коррупции надо четко выделить, что же можно в коррупции, во-первых, вырезать, что, во-вторых, можно и нужно свести к минимуму, а что, в-третьих, придется лечить, лечить постоянно, годы и десятилетия. Человёк смертен, но он создал медицину для того, чтобы отодвинуть смерть и избавить себя от мук.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу