М. Грашина - Языческий календарь. Миф, обряд, образ

Двойственность праздника, присутствие в его духе двух равнозначных и противоположных начал отражены в самом двойном его славянском названии: Иван Купала, сочетание мужского и женского имен, разделенных даже в песне, — «Сегодня Купалы, завтра Иваны».

О происхождении второго имени праздника существует немало предположений. Основных версий три, и каждая из них передает одну из частей праздничного духа:

- Купала — от купания (в воде),

- Купала — от «куп», густых порослей зелени,

- Купала — от «купно» — вместе. Здесь речь может идти как о большой совоКУПности людей, собравшихся на величайший праздник года, так и о совоКУПлении — соединении двух начал, обычно пребывающих порознь.

Самый любимый праздник наших отцов оказался одним из самых непостижимых для нашего сознания. Что происходит на этот праздник, кроме того, что день завтра начинает убывать? Стоит ли праздновать это не такое уж радостное событие? Чего здесь больше — радости или прощания? и среди народных сказок трудно однозначно назвать такую, что передала бы в чистом виде дух праздника Купалы.

Что до славянских купальских обрядов, которые могли бы помочь нам раскрыть дух праздника, то при знакомстве с материалами первым делом удивляет их немногочисленность. В обобщающих трудах по славянским календарным праздникам троицкой обрядности посвящены целые главы, купальской — несколько страниц [25] Например: Соколова В. К. Весеннее–летние календарные обряды у русских, украинцев и белорусов. .

Объяснить это можно двумя причинами. Во–первых, борьбой господствующей церкви со всеми проявлениями язычества, среди которых одно из первых мест занимал именно купальский праздник, самый яркий, по смыслу, праздник года. Именно его обряды чаще всего приводятся в поучениях как пример «мерзости» язычества, и не только из‑за эротического, плодородного их характера. Ни один праздник (как комплекс сказаний, обрядовых, игровых и бытовых действий, творчества песенного и художественного) не противоречит духу церковного учения в такой степени, как праздник Купалы. Плодородная (и более определенно — сексуальная) линия не менее сильно выражена в обрядах майских, урожайных, осенних праздников, значит, дело не только в ней. Купала вызывает сопротивление как торжество равновеликой силы светлого и темного начал, показывает своим адептам прекрасный лик Смерти, изображая ее прекрасной женою солнечного бога, что не оставляет в народной памяти места образу Спасителя как вечного и ежедневного победителя Смерти.

Потому именно Купала (по крайней мере на Великой Руси) была изгнана из народного быта почти совершенно, в том числе и введением нарочитого «Петровского поста» (начало коего — переходящее, понедельник второй недели по Троице, а окончание — 28 июня/11 июля, накануне Петрова дня), перекрывающего и «сползающий» вместе с календарем праздник Иванова дня, и неизменную точку Солнцестояния. На Украине и в Белоруссии празднование Купалы сохранилось лучше, большая часть записей купальских обрядов — зажжения костров на холмах, сооружения Мары — березки и Ярилы — куколки из трав, скатывания огненных колес и целых колесниц — и сопровождающих их песен происходит именно из этих земель. Русская же Купала не была разбита наголову, скорее отступила с потерями на территории близлежащего праздничного цикла. Ее обрядность и символика частично сместились ранее поста, на троицкий цикл вторых Русалий, сохранив прежнее водное и «зелейное», травное наполнение, так что пострадала главным образом солнечная и огненная составляющая праздника. Праздник сделался несколько более «однополым» и утратил отчасти свою разрушительную мощь.

Но одними преследованиями извне не объяснить подобное отступление второй важнейшей половины праздничного комплекса. Дело, видимо, еще и в том, что неприятие «темной» стороны Купалы оказала не только господствующая церковь, но и само патриархальное общество, все более уходящее от древних традиций почитания Богини. Наиболее сильные предания о темной стороне Богини и связанные с ними обряды (о которых мы непременно расскажем, но чуть ниже) народная память отторгала постепенно, они не исчезли совершенно, просто ушли вглубь, творились не общенародно и публично, но отдельными отважными и втайне, потому лишились связи с внешними проявлениями, заметными для стороннего взгляда этнографа. Как таковых купальских песен на Великой Руси записаны считаные единицы, а купальские игры — Ящер, Олень и им подобные — рассредоточились по всему годовому кругу, перешли частично на близкий по времени русальский цикл и на Масленицу, на Весну, а то и на Коляду. Потому и утратилась их очевидная некогда связь с летним Солнцестоянием, которую теперь научный люд восстанавливает по сходству с сюжетами, реконструированными из других источников, в том числе археологических. Как пример можно рассмотреть исследование Рыбакова о языческом содержании рисунков на роге из Черной Могилы и былины «Иван Годинович», включенное в состав труда «Язычество Древней Руси».