Глеб Павловский - 1993 - элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Вся коллизия Ленина в том, что в какой-то момент и непостижимым образом, где, можно сказать, превалировала Божья воля, он соединил большевистскую революцию, ее коммунистический мессианизм с народной крестьянской революцией. Соединил собой и в себе как вожде обеих!

«Бывают странные сближения» 4, – говорил Пушкин. Ленин отчасти борется с народной революцией в качестве лидера-демиурга большевистской, универсалистской коммунистической революции. А поскольку большевистская растет из народной, то в какой-то момент он начнет бороться и с народным большевизмом.

Вот это революционное наваждение, то народное, то коммунистическое – оно не делится на полочки, и оно вот-вот рухнет! Эту проблему Ленин находит возможным решать странным способом, выводящим за пределы той и другой, стравливая две революции между собой. Возникает ситуация, которую Ницше называл власть-власть. Уже не сама власть, а власть-власть, особый феномен. Здесь советский исток кардинально расходится с фашистским началом.

Разве в истоках фашизма низовая стихия не значима?

Понимаешь, надо бы ввести некоторые новые категории. Привычные категории – народ, общество. Сказать, что «народ – это стихия», неправда. Я вообще не понимаю, что такое «народ». Если «народ» значит просто «не-общество», тут, в России, все творится из других элементов.

Здесь нужна категория множества . Запад как-то растерял эту категорию, потому что там выстроилось общество, хотя война внесла ужасный урон. В Германии общество все-таки было. Ленин начинает, берясь за полуфабрикат множества. Гениальная выдумка формирования множества путем его введения в структуру власти! Поскольку обстоятельства позволяют с этого сразу начать. Такой тигель был в России 1917-го, где возникло множество по Андрею Платонову и стихия народной революции сразу вводима во власть. Этот момент очень интересен – смычка большевистской революции с народным множеством.

Вводимая во власть, революция множеств стала руководима! Как иначе использовать ее напор, ее поддержку, держа ее под контролем? Что значит «под контролем»? Это же революция! Апеллировать к ней и одновременно держать под контролем – как? Сталин и Троцкий могли каждого десятого расстреливать, но это же не рецепт. Такое действует, когда Колчак наступает, а пятая армия бежит 5. И Ленин находит гениальную идею – государство Советов . Я считаю, ленинская идея государства Советов гениальна для того времени. Как идея управления революцией и какого-то ее обуздания. Причастность к власти останавливает людей, табуизируя их отчасти.

В фашизме этот момент творчества отсутствовал, а в России он был. В Германии другая коллизия – была структура, которую надо надломить, чтоб навязать ей свою структуру. Она же не национальна, нацистская революция, она тоже универсальна сначала. Против Версальской системы, Lebensraum , тысячелетний рейх – что тут национального, собственно? Начинаясь с готовых форм и сосредоточиваясь затем на евреях, фашизм реализует свой нетворческий универсализм.

Но и в России революция далее действует не творчески. Поначалу благородная, способная воодушевлять поэтов, она пошла бродить по России убийствами. Увлечение Ленина военным коммунизмом вообще уму непостижимо. Почему он поддался его стихии? Которая, правда, тоже шла снизу. Хотя низы станут и бунтовать против нее, но шла она от определенной части низов и вовсе не имманентна большевистской революции. Неразрешимость этой проблемы, с точки зрения Ленина, решаема тем, чтобы от нее избавиться.

Эксплуатируют его фразу «сначала нужно ввязаться, а потом посмотрим» 6, но, собственно говоря, как иначе? С его точки зрения это значит: ввяжемся, а там подойдут передовые лидеры, мы опять станем отсталыми, вернемся к позиции ученичества, и все станет на место, которое указал великий Маркс. Естественно-историческое место.

12-й съезд ВКП(б) 7, первый без Ленина, дико интересен и весьма содержателен. Гениальный доклад Троцкого о госпромышленности. Национальная секция, где уже ясно, что все рухнет на национальном уровне. Но главное – приветствия съезду: это же язык самого Платонова! Знаешь, такого я никогда не читал. И никто бы, кроме Платонова, не смог написать такие речи: их корявость и непринужденность, их пафос и вместе с тем мощная каноничность.

Когда-то Ключевский написал диссертацию «Жития святых как исторический источник» 8. Смысл в том, что жития не являются историческим источником, поскольку строятся по стереотипу. Но Ключевскому возражали, что именно это и делает их историческим источником. Стереотипизация творит сочинение по канону и возобновляет канон, что само по себе важно. Так и здесь стихия речи творит канон, по которому все начинают говорить и жить. И косноязычие входит в канон! То, что Платонов сделал с гениальностью писателя, тут само породило канон. А что говорят о «революционной безнравственности», это разговор ни о чем. Вопрос о нравственности есть вопрос о недостаточности ее в таких ситуациях. Она в них просто не работает. Мне это важно как механизм привыкания к убийству.