Юрий Феофанов - Сто процентов закона

«Подсудимый Ц. не признал себя виновным в предъявленном ему обвинении и заявляет, что обнаруженный у него товар был предназначен для членов его семьи и что якобы часть вещей подарила дочка, которая проживает в г. Тбилиси. Показания подсудимого не заслуживают доверия, и суд не может поверить этому, так как Ц. не имел возможности купить обнаруженный у него товар».

На основании этого Ц. осуждался за… спекуляцию. Суд не поверил показаниям свидетельницы — дочери Ц. в том, что она часть вещей дала отцу, и одновременно указал на то, что он «не имел возможности купить эти вещи».

Давайте разберемся во всем этом. Вполне возможно, что Ц. совершил преступление. Быть может, он эти вещи украл: тогда надо было судить его за воровство; возможно, ему в самом деле их дала дочь, и он опять-таки, нарушая правила, продавал их из-под полы — значит, надо было за это наказать. А судили за спекуляцию! Но спекуляция есть скупка и перепродажа вещей с целью наживы — так гласит закон. Скупка — необходимый элемент спекуляции. Как же мог заниматься спекуляцией Ц., если в этом же приговоре записано, что он не имел возможности купить вещи?

Так, юридическая безграмотность, отсутствие элементарной культуры сводят на нет большую работу, проделанную во время судебного следствия, и дают возможность преступнику легко оправдаться — ведь вышестоящий суд, безусловно, отменит приговор хотя бы по причине его неясности.

Мне как-то пришлось читать протокол одного судебного следствия. Честно говоря, я ничего из него не понял. Обратился за разъяснением к секретарю на процессе.

— Слушайте, — сказала мне милая девушка, — сядьте на мое место. Попробуйте все записать.

А ведь права она. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 18 марта 1963 г. сказано:

«По ряду дел не обеспечивается точное протоколирование всего хода судебного рассмотрения. Часто в протоколе судебного заседания перечисляются лишь формальные моменты процесса, а объяснения и показания допрашиваемых лиц, заявления участников процесса записываются сокращенно, неточно, а иногда произвольно перефразируются настолько, что не представляется возможным решить вопрос о правильности действий суда и о соответствии приговора данным, установленным в судебном заседании».

Как бы ни был добросовестен секретарь, как бы быстро он ни писал, он физически не в состоянии записать все и записать абсолютно точно. Секретарь записывает «основное», то есть отбирает из массы, почти всегда противоречивой массы слышимого им на суде. Иными словами, и самый лучший секретарь неизбежно и обязательно в процессе протоколирования так или иначе оценивает происходящее, и суд получает в протоколе уже не объективную фотографию процесса, а субъективно окрашенную картину. Пора оснастить судебный процесс техникой…

Теперь о «сторонах». Не забуду одного процесса, который происходил в г. Калинине. Там судили отца и сына за взятку, которую они дали двум преподавателям мединститута, чтобы протолкнуть в науку молодого лоботряса. Судили и преподавателей. Подсудимые делали все, чтобы сорвать процесс. Это в общем-то можно было объяснить — они же подсудимые, как ни говори. Но вот в словесную баталию вступил адвокат И.

То были мелочные, совершенно пустяковые придирки к действиям суда, бесконечные ходатайства.

— Вы, что же, против того, чтобы адвокат боролся за строгое соблюдение процессуальных норм? — ответил мне И., когда я спросил о причине такого странного поведения.

А что это была за принципиальная борьба за «процессуальные нормы» — пояснит такой пример. Фамилия председательствующего была Пушкин, а фамилия жены одного из подсудимых — Ганнибал. Так вот адвокат вдруг заявил: «А нет ли тут родственных связей и не повлияет это на ход судебного следствия?»

Адвокат потом пытался доказать мне, будто вел себя глубоко принципиально, пытаясь сорвать процесс. Но какие же это принципы? Из каких побуждений ой действовал, я точно не знаю. Только уверен в одном — не из желания помочь суду установить истину.

Наблюдал я и другое на судебном процессе. Председательствовал тогда Председатель Верховного Суда РСФСР Л. Н. Смирнов, юрист образованный, авторитетный, участвовавший четверть века назад на Нюрнбергском процессе. Судили двух человек, совершивших тяжкое и мерзкое деяние. Государственный обвинитель, увлекшись во время допроса, бросил одному из подсудимых:

— Как же не стыдно было вам так поступить? Ваш поступок это же… это…