Газета Завтра Газета: Газета Завтра 4 (1053 2014)

И мы переписывались, виделись. Но, когда обнаружилось, что его "Архипелаг ГУЛаг" - это зримое доказательство того, что лучшие сорта лжи сфабрикованы из полуправды, я написал о его "Архипелаге" очень неласково Когда он возвращался, в Омске ему показали газету, где была моя статья "Загадка ареста Солженицына". Есть же разные варианты этого события. Жена его рассказывает одно, он сам - другое, его денщик - третье. Он, увидев газету, воскликнул: "А, Бушин?! Я его знаю, это змея! Он ещё мою "Матрёну" (повесть "Матрёнин двор") осуждал!" Но я "Матрёну" вовсе не осуждал. А змеями, скорпионами, тараканами он величал многих.

Почти всё, что я писал о нём, было напечатано при его жизни, он мог возражать, но возражений не последовало: ни когда он жил в Америке, ни когда вернулся.

Александр Проханов. А есть люди, которых ты в культуре, может быть, почитал, обожал, которые стояли рядом с тобой, для которых ты был либо братом, либо учеником? Были у тебя сотоварищи, была творческая дружба?

Владимир Бушин.Самую добрую память я храню о Сергее Александровиче Швецове, литсотруднике армейской газеты 50-й армии "Разгромим врага". После войны он был редактором "Крокодила". Сергей Александрович, капитан Шевцов, первый меня напечатал, хотя поначалу и заподозрил в плагиате, чем я, конечно, тогда очень возгордился: плагиат - это же явление литературы, о нём в энциклопедиях пишут.

А в Литературном институте и позже дружил со многими. Моими приятелями были Евгений Винокуров, Юрий Бондарев, Андрей Марголин, Людмила Шлейман, Герман Валиков. "Нас было много на челне" Но сейчас от нашего курса из 27-30 человек остались Бондарев, Бушин, Годенко, Сарнов, Шуртаков, Александр Рекемчук. Что любопытно: дожили до сегодняшнего дня в большинстве - фронтовики, которые могли распрощаться с жизнью много-много лет назад.

Александр Проханов. За других живёте.

Владимир Бушин.Да, да

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они, кто старше, кто моложе,

Остались там. И не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь.

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же

Мне, видимо, перепал ещё и большой недожиток отца, умершего от чахотки в сорок лет, и сына, погибшего в двадцать два.

Я порой думаю: есть ли у меня какие-то способности? Кажется, есть. И за это я должен благодарить своих предков. Они столетиями копили эти способности для меня по маковой росинке. По отцовской линии я знаю их с XVIII века. Первое имя - Степан Феопентович Бушин, живший в 1703-1752 годах, родился при Петре, умер при Елизавете Петровне Когда мое имя замелькало в прессе, мое родословное древо воссоздал по "ревизским сказкам" областного Тульского архива Александр Васильевич Казанский, краевед из той деревни, где жили мои дед Федор Григорьевич и бабушка Арина Никифоровна.

Александр Проханов. Меня вот что тяготит, с чем я не могу примириться. В советское время я чувствовал себя частью культуры. Была среда, в этой среде были сподвижники, недруги, завистники, была конкуренция, были покровители.. Всё это жило, кружило, обменивалось, шпыняло друг друга, но при этом выстраивалось в культуру. Был фон, в котором я чувствовал себя, как планета в мироздании дивном. После 91-го года это распалось. У меня исчезла среда. Больше половины писателей ушло к либералам, и нас рассекло мечом 91-го года. И хотя я живу очень насыщенной, как и ты, общественной жизнью, не сижу в башне из слоновой кости, но то, что называется средой литературной, не чувствую. Исчезла среда.

Владимир Бушин.Когда я заканчивал Литературный институт, к нам пригласили Илью Эренбурга. Он три вчера к нам приходил, рассказывал свои своеобразные, кое-в чём для нас неожиданные, странные и даже неприемлемые вещи.

И в частности, он говорил: утерян критерий художественности. Это когда он уже говорил! Посмотрел бы Илья Григорьевич на нынешние времена!

Мы тогда к этому отнеслись иронически. Приближался Новый год. И я написал сценарий "капустника", сюжет которого строился на поисках критерия художественности.

Учился у нас румынский студент Тиберий. Мы к нему приставали: "Тиберий, не ты ли украл критерий?"

Люди старшего поколения: Эренбург, Шолохов, Уланова, Шостакович, - не пережили бы того, что творится сейчас.

Александр Проханов. Думаю, критерием не художественности, а культуры и были координаты, именуемые советскостью. В советское время существовали некие нормативы - идеологические и эстетические, конечно. И относительно этих нормативов соотносила себя вся культура. Были люди, которые уходили влево, трифонианцы, например с Граниным вместе. Были уходившие вправо - деревенщики Абрамов, Распутин, Астафьев, Белов. Были люди фронды неомарксистской какой-то - как Евтушенко, Вознесенский. Были явные антисоветчики - такие, как Солженицын. Но он при всей антисоветскости был советским художником. Он имел смысл только относительно советских координат. Когда эти координаты рухнули и исчезли, он повис в воздухе, перестал быть художником. Его приезд сюда был для него трагическим: он приехал в пустоту.