Джон Бакстер: Лучшая на свете прогулка. Пешком по Парижу

Еще один писатель, Адам Гопник, считает прогулку вниз по улице Сены (как раз за углом от нашего дома) “лучшей на свете”. Так оно и есть – для него. Но любой парижанин и всякий, кто приезжает открыть для себя Париж, находит собственный маршрут “лучшей на свете прогулки”. Прогулка – не праздные гулянья и не гонка. Это последовательность мгновений, каждое из которых может озарить целую жизнь. Как насчет беглого взгляда, запаха, мимолетного впечатления, особого освещения… иначе говоря, “прекрасной” части? Ни один гид или путеводитель не расскажут вам об этом. Заранее определенные маршруты напоминают мне постановочные фотографии в Диснейленде. Да, на этом углу получится эффектный снимок. Но тогда уж не проще ли купить открытку?

Не существует какого-то одного Парижа. Он – как чистый лист, на который каждый человек наносит то, что французы называют griffe – буквально “коготь, царапина”, но точнее – личное клеймо: карта любимых кафе, магазинов, парков и соединяющих их улиц. “Я обнаружила, что Парижа не существует, – написала Колетт, попав в столицу. – Это всего лишь набор провинций, скрепленных тончайшей нитью. И ничто не мешало мне воссоздать мою родную провинцию или любую другую, какую мое воображение предпочтет вплести в эту канву”.

Такого не проделать с Лондоном, Нью-Йорком или Берлином. Но можно говорить о “Париже Колетт”, “Париже Хемингуэя”, “Париже Скотта Фицджеральда” или же о вашем собственном. Мы все действуем по схожему сценарию: находим особое кафе, идеальный парк, лучший вид, “лучшую на свете прогулку”.

Эти места нельзя назвать заранее. Но, возможно, мой годовой опыт прогулок по Парижу подскажет, с чего и как стоит начать ту череду приездов и отъездов, что оставляют вас с воспоминаниями, которые никогда не стираются, с мгновениями, которые вы смакуете снова и снова, всякий раз предваряя рассказ словами “Помню… однажды… в Париже…” Идемте со мной.

Моя первая памятная прогулка случилась быстро и незаметно. Если быть точным, это произошло в три часа пополудни, накануне Рождества.

После еды и секса гулянье – любимое занятие парижан, но только не в канун Рождества. Нежелание быть на ногах 24 декабря явно выражено в национальном неприятии Санта-Клауса. Подарки раздает вовсе не Père Noël , а малыш Иисус, но ему-то нет нужды таскаться по городу, облачившись в парку, перчатки, меховую шапку и утепленные ботинки, как это предстояло делать мне.

Париж в снегу

Температура на улице застыла где-то около ноля. Снег уже прекратился, но разлитая по небу серость обещала повторения. С почти слышным потрескиванием слякоть покрывалась ледяной коркой. Но нас не страшили скользкие тротуары. Любые прогулки в этот вечер неизменно начинаются у входной двери и заканчиваются через несколько метров, у припаркованного у обочины автомобиля. Затем мы оказываемся на автостраде, продираясь сквозь плотный поток ежегодных эмигрантов. Как День благодарения в Штатах, Рождество здесь – время укрепления связей, обновления и примирения. Никто не остается в Париже на Рождество.

Весь предыдущий месяц я тщательно готовился к Рождеству, и в особенности – к семейному ужину.

Когда я женился на Мари-Доминик, которую все знают как Мари-До, я был слишком ослеплен, чтобы расспрашивать ее о семье. Только после свадьбы и известия о беременности она призналась, что у них имелся Секрет. Никто в семье не умел готовить.

– Но… это невозможно! – протестовал я. – Для француза уметь готовить то же, что… – я замялся в поисках правильного сравнения, – …для англичан – стоять в очереди, для австралийцев – любить пляж, для американцев – есть попкорн в кино. Это же… генетика.