Джон Бакстер - Лучшая на свете прогулка. Пешком по Парижу

Притаившись в извилистых подземных ходах с хитроумно скрытыми лазами, пауки-каменщики и воронковые водяные пауки ждут момента, чтобы взобраться под штаниной по вашей ноге. Опытные старожилы носили специальные шнурки, подвязывая их под коленом. Но они не спасали от красноспинных пауков Latrodectus hasselti , смертельно опасных, размером с горошину, с ярко-красной искрой на почти черной спине. В нашем доме, стоявшем на краю города, только недавно появилась канализация. Раньше туалет был на улице, отголосок давнишних времен, когда специальный “туалетный человек” приезжал пару раз в неделю, чтобы вывезти контейнер. Красноспинные пауки часто устраивали себе жилище под деревянными сиденьями этих уличных сортиров. Как заметил Клайв Джеймс, у каждого укушенного в подобных обстоятельствах имелись ровно пять минут жизни и весьма насущная проблема – на каком месте затянуть жгут?

Далеко не все австралийцы разделяли мое предубеждение относительно жизни на лоне природы. Аборигены до сих пор живут так, как всегда жили их племена, вдали от больших городов, регулярно отправляются в пустыню на кочевье – питаются тем, что удастся собрать или подстрелить, и общаются с землей на каком-то только им ведомом языке. Это является основой их религии. Бродяги, которых именуют “свэгмен”, скитаются по самым глухим необжитым местам со свернутым одеялом за плечами – с “узелком”. Герой национальной песни “Вальсируя с Матильдой” – как раз “веселый свэгмен”, который устраивает привал, где ему вздумается, хоть у озера, хоть у реки. Съедает на ужин “премилого барашка” (краденого), попадается полицейским и в конце концов тонет. Может, и не всякому по душе такой стиль жизни, но австралийцам симпатичны герои вне закона.

Иногда такие бродяги подходили к нашему черному ходу за подаянием. Поскольку мы жили на окраине и за домом пролегала изрытая колеями дорога, нам доводилось наблюдать их гораздо чаще, чем другим жителям. Обычно они вежливо спрашивали, сняв лоснящуюся фетровую шляпу:

– Хозяйка, вы бы не отсыпали немного мучицы?

И пока мама наполняла бумажный пакет, мы, дети, зачарованно глядели на странника сквозь сетчатую дверь.

Как-то раз подошли двое мужчин, один – абориген, первый, которого я видел в своей жизни. На нем была линялая голубая рубашка, вельветовые брюки, вытертые на коленях. На ногах ничего. Босые ноги. Но даже в таком виде он казался не в меру разодетым. Когда-то приличный костюм его товарища был весь в заплатках, под мышками хлопчатобумажной фуфайки виднелись полукружья пятен от пота. Пыльные ботинки, сбитые и растрескавшиеся так, что уже и цвета не разберешь, свидетельствовали о сотнях, а быть может, и тысячах километров пройденного пути.

Австралийский свэгмен с узелком за спиной

Уже в детстве меня интересовал процесс приготовления еды.

– А что вы делаете с мукой? – задал я вопрос.

Белый мужчина взглянул на меня без всякого выражения.

– Лепешки, – наконец произнес он.

Говорил он с гортанным, европейским акцентом.

Был ли он одним из тех эмигрантов, кого война вынудила покинуть Европу? Тех, которых мой отец пренебрежительно именовал “беженцами”, а позже правительство стало называть “новыми австралийцами”?

Я знал, что это за лепешка: пресный хлеб, который делался из муки, соли, воды и щепотки соды.

– А как? – Чтобы пояснить, откуда такое слегка назойливое любопытство, я добавил: – Мой отец – кондитер.

– Мы все смешиваем, – ответил он после долгой паузы, – и печем в золе.

Речь давалась ему тяжело. В долгих одиноких скитаниях язык отмирает за ненадобностью. Возможно, это была самая длинная его беседа за многие недели.

Тут вернулась мама. Она отодвинула щеколду и, крепко держа ручку двери, просунула бумажные пакеты с мукой и солью.

– Я положила немного разрыхлителя. Всыпала вместе с мукой.

– Спасибо, хозяйка.

Он спрятал мешочки в бесформенные карманы, растянутые от хранения вещей, для которых они не были предназначены.

– Но как? – не унимался я.

Оглядывая все его пожитки – скатанное одеяло, котелок с проволочной ручкой, потемневший от кипячения воды на открытом огне, – я не заметил ни мисок, ни сковородок, чтобы смешивать и печь. Куда они ссыпали ингредиенты и как замешивали тесто? Ведь я тысячу раз наблюдал, как это делает отец в пекарне.

– Не приставай к джентльменам, – осадила меня мама.

– Все в порядке, хозяйка, – сказал мужчина. – Смышленый малыш.