— Как вы стали спортивным журналистом?
— Спортом я занимался только на любительском уровне. Утром ходил в бассейн, вечером играл в баскетбол. Но главным моим увлечением была хореография. При университете имелась студия, которой руководил бывший солист Киевского театра оперы и балета, замечательный педагог. У нас был свой хореографический театр, куда каждый вечер приходили десятки студентов, чтобы заняться основами балетной техники.
А в спортивную журналистику я пришел, потому что в то время она считалась элитарным занятием — цензура в ней была минимальной. Как матч закончился, так ты и написал. Поэтому в спорт переметнулась масса первоклассных перьев из общеполитических газет. В том же «Советском спорте» работало несколько правдистов. Например, Мартын Мержанов до того, как возглавить приложение «Футбол», был очеркистом в «Правде» — это очень серьезная должность. Или заместитель главного редактора «Советского спорта» Николай Тарасов — классный поэт, публицист. Именно он открыл широкой публике Евгения Евтушенко, который свое первое стихотворение опубликовал именно в этой газете...
В 1964 году мы поехали на Олимпийские игры в Инсбрук. Официальные командировки от газет в то время были редкостью, и тогда Спорткомитет начал делегировать на крупные соревнования туристические группы. Они состояли из 20—25 журналистов, попасть в их состав было очень трудно. Например, в нашей группе, отправившейся в Австрию, были Сергей Михалков и его сын Никита, которому только-только исполнилось 18 лет. Входил туда и Константин Симонов с женой Ларисой. В аналогичных выездах принимали участие Юрий Нагибин, Яков Костюковский, Морис Слободской, Юрий Трифонов… При этом общение в группе проходило на равных. Писатели-то они были маститые, но в спорте разбирались не очень хорошо. Шел взаимный обмен информацией: мы им помогали понять специфику различных видов, они обогащали наши литературные вкусы. Кстати, с Яшей Костюковским мы встречались вплоть до его недавней смерти и находились в очень теплых отношениях… Вернувшись в Москву, они много писали об увиденном. А ведь даже сорок — пятьдесят строк от Трифонова или Симонова, напечатанные в газете, имели для пропаганды спорта огромное значение.
— Вы были хорошо знакомы со многими известными спортсменами. Можете кого-то из них назвать близким другом?
— Например, Ларису Латынину. Я много о ней писал, мы и по сей день дружны. Когда Лара переехала из Херсона, где она начинала свой спортивный путь, в Киев, ей негде было жить. И власти выделили ей комнату во Дворце физкультуры — старом здании, построенном еще в начале прошлого века для Всероссийской промышленной выставки. Это было 20-метровое помещение с собственным санузлом, но без кухни. Из этой комнаты через вторую дверь Латынина могла пройти в гимнастический зал, который располагался тут же, во Дворце физкультуры. Там я с ней и познакомился, поскольку в те годы часто приходил на тренировки гимнастов. Самое интересное — когда Лариса съехала, эту комнату занял украинский корпункт «Советского спорта», в котором я работал! Такая вот ирония судьбы…
Поддерживал дружеские отношения с гимнастами Юрой Титовым и Борей Шахлиным. Как раз в ту пору я написал серию очерков о представителях этого вида спорта, лучший из которых назывался «Мелодия мышц». Целая полоса в «Советском спорте», посвященная Шахлину. Почему именно «Мелодия мышц»? Дело в том, что Шахлин был одним из немногих отечественных спортсменов, кто уже тогда увлекался аутотренингом. Его вызывали на помост, он выходил, смотрел на снаряд, потом отворачивался и стоял примерно минуту, глядя одновременно в зал и в то же время куда-то мимо. Так он прокручивал в голове будущую программу. Это был ритуал, которому он никогда не изменял. Зато выступал Шахлин практически безошибочно, у него никогда не было срывов. Потому он и стал абсолютным чемпионом мира и Олимпийских игр. Статья была как раз об этом: как человек прислушивается к своему телу.
Мне не очень нравилось делать интервью, а вот очерки стали моим коньком. Я слушал спортсменов, старался проникнуть в их характер, их суть, а потом излагал материал глазами своего героя, фактически перевоплощаясь в него. Этим же методом я пользовался и позже, когда делал литературные записи Белоусовой и Протопопова, Родниной и Зайцева, Пахомовой и Горшкова. Он помогал мне полностью влезть в шкуру спортсмена, сохраняя при этом авторское «я».
Читать дальше
