Юлия Идлис - Рунет. Сотворенные кумиры

— А как получилось, что вы окончили Литинститут?

— А я его не окончила. Когда я написала первую книжку, я поняла, что это невыносимо сложно, и если я хочу этим заниматься — а я вроде бы хочу, — надо получить какое-то образование. И я тут же поступила: книжка как раз выходила, а я сдавала экзамены. Но прослушала я там всего один курс, потому что мне «АСТ» предложило тут же написать следующую книгу, и передо мной встала проблема: или сессию сдавать, или писать. И я просто струсила и пожадничала. Перепугалась, что если я сейчас потеряю эту возможность, то все. И не стала сдавать сессию — просто ходила к своему мастеру на семинары. Написала вместо сессии роман; оказалось, что его можно было и на полгода позже сдать, но было уже поздно. Так что сейчас я просто езжу в Переделкино на семинары иногда — это тоже очень полезная штука. Ну и книжки читаю. Мне иногда мои одногруппники дают списки литературы, я по ним читаю — очень интересно, как оказалось.

На днях я была у родителей, впервые с зимы. Мама сидит у окна, спиной к свету, в монашеском облачении. Я — напротив, в другом конце комнаты. Разговариваем:

— Расскажи мне про родственников.

— Ну, Виталька пьет, Зинка подралась с Лидкой, Ромка женится осенью, Лешка разобрал и сжег пол в терраске, Дашка похудела.

— Ты знаешь, мне кажется, что кто-то из наших скоро умрет.

— Может быть, я?

— Нет, вроде не ты, но из близких.

Мы говорим об этом без эмоций: она — верующая и уже много лет больна, а я — просто я, никакого мистического опыта и отменное здоровье. Именно поэтому нам легко, ей уже, а мне еще. Она рассказывает мне о том, что иногда протыкает иглой вену у себя в горле, чтобы выпустить лишнюю кровь, тогда ей становится легче дышать — надолго, месяца на три. Она спрашивает про мать моего мертвого друга. Я рассказываю о том, как та поехала в милицию выяснять обстоятельства его смерти. Ей показали его фотографии без лица и дали почитать медицинское заключение — о переохлаждении, отеке мозга, травмах. Судя по всему, перед смертью у него было несколько очень страшных часов. Или дней. Она говорит, что молится за него. Мой муж сидит сбоку и тихонько приходит в ужас — «панковская семейка». А у нас и в мыслях нет специально мучить друг друга — мы всегда общаемся на уровне боли. Хотя иногда мне кажется, что в этом прямой смысл выражения «кровная месть.

Из журнала marta_ketro, 10 июня 2005

С родственниками Инны у Марты Кетро отношения непростые. Осложняет их то, что родственники Инны о Марте не знают: мать Инны очень религиозна, а Марту половина «Живого журнала» считает специалисткой по гендерно-половым вопросам и описанию разнообразного адюльтера. Неудивительно, что они, по мнению Инны, просто не способны найти общий язык.

И Марта стоит на страже этой тайны: она никому не говорит Иннину фамилию, старается не появляться в телевизоре, чтобы Иннины родственники ее случайно там не узнали, и вообще с трепетом ждет момента, когда ее, Марты, писательская слава доберется до Инны и ее тесного круга общения, и этот самый круг общения узнает себя и Инну в персонажах Марты, далеко не всегда таких уж симпатичных.

Да, я боюсь страха.

Моя мама, как вы знаете, стоит на пути просветления обеими ногами — она настоящая монахиня и вообще не то, что некоторые. И вот в день отлета она мне звонит с материнским своим благословением.

А я накануне выпила четвертинку, развеселилась сначала, а потом просто успокоилась и с утра еще была тихая. И тут мама в эту со вчерашнего похмельную благодать и говорит:

— У нас женщина одна, паломница, тоже на боинге летала. Они ведь все списанные нам продают, развалины прям. В Иерусалим летели, к святым местам, но у них этот, стюард который, был еврей почему-то. И стюардессы все евреи, не знаю, почему.

(А это, мама, диверсия и заговор — чтобы в эль-аль евреев брать. Надо было еще на летчиков посмотреть — я бы не удивилась.)

— И вот (женщина эта рассказывает), уже подлетаем, Москву видно, дома прям! А они садиться не хотят. Шассей у них там, ну, колесо, сломалось. И начинают они кружить, и кружат, и кружат целый час. Стюардессы все сразу ушли в обмороке валяться от страха, а еврей этот еще выходил, белый весь, все воду предлагал. Ну и зачем нам воду-то?.. А нас две группы паломников летело, и мы как начали молиться, как начали молиться! Целый час. Стюарды попрятались все, не знаю прям, мы думали, может, с парашютами повыпрыгивали. А они там от страха валялись.

А когда сели, к трапу сразу скорые, пожарные, носилки, а мы вышли и сразу там, прямо на поле, два благодарственных молебна отслужили, такая красота.