Р Самарин - Редьярд Киплинг

Дети его страны - да и не только его страны - зачитывались "Книгами Джунглей", молодые люди прислушивались к подчеркнуто мужскому голосу его стихов, резко и прямо учившему тяжелой, опасной жизни; читатель, привыкший находить в "своем" журнале или "своей" газете увлекательный еженедельный рассказ, находил его за подписью Киплинга. Не могла не нравиться бесцеремонная манера героев Киплинга в обращении с начальством, критические замечания, бросаемые в лицо администрации и богачам, остроумная издевка над тупыми чинушами и плохими слугами Англии, хорошо продуманная лесть "маленькому человеку".

К концу века Киплинг окончательно выработал свой стиль повествования. Тесно связанная с очерком, с газетным и журнальным жанром "короткого рассказа", характерным для английской и американской прессы, художественная манера Киплинга представляла в то время сложную смесь описательности, натурализма, подменяющего порою сущность изображаемого деталями, и, вместе с тем, реалистических тенденций, которые заставляли Киплинга изрекать горькие истины, любоваться униженными и оскорбленными индийцами без гримасы презрения и без надменной европейской отчужденности.

В 1890-х годах окрепло и мастерство Киплинга-рассказчика. Он показал себя знатоком искусства сюжета; наряду с материалом и ситуациями, почерпнутыми действительно "из жизни", он обращался и к жанру "страшного рассказа", полного загадок и экзотических ужасов ("Рикша-призрак"), и к сказке-притче, и к непритязательному очерку, и к сложному психологическому этюду ("Захолустная комедия"). Под его пером все это приобретало "киплинговские" контуры, увлекало читателя.

Но о чем бы ни писал Киплинг, предметом его особенного интереса - что ярче всего видно по его поэзии тех лет - оставались вооруженные силы Британской империи. Он воспел их в пуританских библейских образах, напоминающих о том, что кирасиры Кромвеля ходили в атаку с пением псалмов Давидовых, в мужественных, насмешливых ритмах, подражающих маршу, лихой солдатской песне. В стихах Киплинга об английском солдате было столько искреннего восхищения и гордости, что они иной раз поднимались над уровнем казенного патриотизма английской буржуазии. Ни одной из армий старого мира не довелось найти такого верного и ревностного восхвалителя, каким был для английской армии Киплинг. Он писал о саперах и морской пехоте, о горной артиллерии и ирландской гвардии, об инженерах ее величества и колониальных войсках - сикхах и гуркхах, впоследствии доказавших свою трагическую верность британским сахибам в болотах Фландрии и песках Эль-Аламейна. Киплинг с особой полнотой выразил начало нового мирового явления - начало того повального культа военщины, который устанавливался в мире вместе с эпохой империализма. Он проявлялся во всем, начиная с полчищ оловянных солдатиков, завоевывавших души будущих участников бесчисленных войн XX века, и кончая тем культом солдата, который был провозглашен в Германии Ницше, во Франции - Ж.Псикари и П.Аданом, в Италии - Д'Аннунцио и Маринетти. Раньше и талантливее их всех эту зловещую тенденцию военизации обывательского сознания выразил Киплинг.

Апогеем его жизненного и творческого пути оказалась англо-бурская война (1899 - 1902), всколыхнувшая весь мир и ставшая предвестницей страшных войн начинавшегося века.

Киплинг стал на сторону английского империализма. Вместе с молодым военным корреспондентом У.Черчиллем он негодовал на виновников поражений, обрушившихся в первый год войны на англичан, наткнувшихся на героическое сопротивление целого народа. Киплинг посвятил ряд стихотворений отдельным боям этой войны, частям английской армии и даже бурам, "великодушно" признавал в них соперников, равных англичанам по духу. В написанной позже автобиографии он не без самодовольства заявлял о той особой роли сторонника войны, которую он, по его мнению, сыграл в те годы. Во время англо-бурской войны в его творчестве наступил наиболее мрачный период. В романе "Ким" (1901) Киплинг изобразил английского шпиона, "туземнорожденного" мальчика, выросшего среди индейцев, умело им подражающего и поэтому неоценимого для тех, кто ведет "большую игру" - для британской военной разведки. Этим Киплинг положил начало шпионскому жанру империалистической литературы XX века, создав образец, недостижимый для Флеминга и ему подобных мастеров "шпионской" литературы. Но в романе видно и углубление мастерства писателя. Душевный мир Кима, все больше вживающегося в быт и мироощущение своих индийских друзей, сложная психологическая коллизия человека, в котором борются традиции европейской цивилизации, изображенная весьма скептически, и глубоко философская, умудренная веками социального и культурного бытия восточная концепция действительности, раскрыты в ее сложном содержании. Психологический аспект романа не может быть забыт при общей оценке этого произведения. Сборник стихов Киплинга "Пять народов" (1903), воспевающий старую империалистическую Англию и порожденные ею новые нации - США, южноафриканцев, Канаду, Австралию, пестрит славословиями в честь крейсеров-истребителей, эскадренных миноносцев. Затем к этим стихотворениям, в которых еще жило сильное чувство любви к флоту и армии и к тем, кто в них служит свою тяжкую службу, не задумываясь над вопросом, кому эта служба нужна, прибавились более поздние стихи в честь Д.Чемберлена, С.Родса, Г.Китченера, Ф.Робертса и других деятелей английской империалистической политики. Вот когда он действительно стал бардом британского империализма - когда гладкими, уже не "киплинговскими" стихами возносил хвалу политиканам, банкирам, демагогам, патентованным убийцам и палачам, той самой верхушке английского общества, о которой многие герои его более ранних произведений говорили с презрением и осуждением, что в немалой мере способствовало успеху Киплинга в 1880-1890-х годах. Да, в те годы, когда Г.Уэллс, Т.Харди, даже далекий от политики Д.Голсуорси так или иначе осудили политику английских империалистов, Киплинг оказался на другой стороне.