Борис Немцов - Олимпийские игры Путина

И. ВОРОБЬЕВА: Почему красный бланк?

Б. НЕМЦОВ: Это президентский бланк. То есть это пронумерованные листы с гербом, листы особой отчетности, гербовая бумага и так далее. И вдруг Ельцин берет ручку и слово «указ» зачеркивает. То есть портит листок. Я говорю: а зачем вы зачеркнули «указ»? Он говорит: кто такой Березовский? Распоряжения хватит.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Боже.

Б. НЕМЦОВ: Круто.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот это, понимаю, история.

И. ВОРОБЬЕВА: У нас еще очень много тем.

Б. НЕМЦОВ: На самом деле в Москве было намного сложнее. Самые простые решения, допустим, — известная история, моя пересадка чиновников на отечественные автомобили. Я сейчас очень коротко скажу. Мне казалось, она настолько очевидная, понятная. Они тратят не свои деньги, а деньги налогоплательщиков. Автомобильный сектор надо поддерживать. Всю прелесть российских дорог своими задницами они должны ощущать. Все было ясно. Дикое сопротивление. Сколько совещаний в Кремле, как бы этот указ похоронить, не выполнить.

И. ВОРОБЬЕВА: Еще бы. В общем, неудивительно. Читаю вашу биографию. Конец 80-х — экологическое движение борьбы против строительства Горьковской станции теплоснабжения. Как из протестного эколога вы стали губернатором Нижегородской области, родившись в Сочи.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что за череда решений привела вас.

Б. НЕМЦОВ: Во-первых, я не собирался никакой общественной деятельностью заниматься. Я писал докторскую диссертацию, я довольно успешно это делал, защитил кандидатскую в 24 года. В общем, я думал как раз о нормальной карьере ученого, тем более что у меня неплохо получалось. Но у меня мама, которой вчера исполнилось 85 лет.

И. ВОРОБЬЕВА: Поздравляем.

Б. НЕМЦОВ: Она в отличной форме, и у нее даже седых волос меньше, чем у меня, и склероза нет никакого. Переживает она, конечно, за то, что со мной происходит. Но тем не менее в хорошей форме. Дай бог ей здоровья. Мама у меня — заслуженный врач, врач-педиатр. Врач-лаборант, она выдающийся человек, я ею очень горжусь. И она, будучи врачом. огромное количество детей поступало с лейкозами, с такими новообразованиями, грудные дети. И мать безумно боялась из-за этой атомной станции, которая есть не что иное, как экспериментальная ядерная котельная (в черте города хотели построить атомную котельную с лозунгом «Мирный атом в каждый дом»). Можете себе представить: под гигантским давлением горячая вода, там давление 15 атмосфер, 20, вода должна была поступать в эту гнилую коммунальную систему. И так трубы рвутся, все не работает. И все должно отапливаться.

Народ, естественно, стал страдать радиофобией, и вдруг мне мама говорит: слушай, ты физик, это неправильно, это непатриотично, и то, что пишешь диссертацию, никому не надо, а ты давай людям объясни с научной точки зрения, какие есть риски, угрозы и что нам делать и так далее. И тогда я впервые в жизни написал письмо в газету. Газета называлась «Нижегородский рабочий», это была такая довольно популярная газета. Я написал письмо, почему я против этой атомной котельной. Как физик я написал, не как политик. Я объяснил, что это первая в мире станция, она экспериментальная. Над полуторамиллионным городом нельзя ставить эксперименты. Что у нас коммунальная система вся гнилая и высокое давление очень опасно. Я не ругал ядерную энергетику, как физик я не могу этого делать, но просто я считал, что такое сочетание гнилого коммунального хозяйства и высоких технологий — это катастрофа. Я написал письмо. Меня потрясло, что я получил сотни откликов и ко мне стали приходить люди. В Институт, где я работал в центре города. А моя мама теперь говорит, что она уже прокляла тот день, стала собирать подписи против этой атомной станции.

И. ВОРОБЬЕВА: То есть ваша мама все начала.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Такого осознанного решения не было.

Б. НЕМЦОВ: Мама стала собирать подписи, я стал бояться, что ее посадят, арестуют, я, естественно, рядом с ней стоял, чтобы не дай бог, ее не трогали. Меня стали узнавать постепенно, это было на площади Горького в самом центре, если вы знаете Нижний Новгород. Мама собирала подписи, и тогда никого не винтили, как сейчас. Она спокойно это делала, тем более она заслуженный врач, кто ее там тронет. В итоге это выросло в такое экологическое движение, и получилось так, что я единственный физик, который этим занимался. Дальше меня избрали в Верховный совет России. Были очень конкурентные выборы, было 12 человек кандидатов, 11 коммунистов и я. Меня избрали. Притом, что я вообще на эту кампанию не потратил никаких денег. А это были сплошные волонтеры, и люди были полны энтузиазма, считая, что я их могу спасти от этой ядерной угрозы. И меня избрали депутатом Верховного совета. Я выиграл, кстати, у Галины Галкиной. Она была зам Валентины Терешковой, зампредседателя комитета советских женщин. Помните, был такой комитет?