журнал Русская жизнь - Дети (май 2007)

Издать его у нас могут, лишь подчинившись настойчивой просьбе могущественного неформального куратора. Или под угрозой пытки испанским сапогом. По результатам первого сезона «Русской премии» та же «Амфора» (ее арт-директор Вадим Назаров, как, впрочем, теперь и Андрей Курков, член жюри) обещала выпустить несколько названий, но фактически осилила один-единственный текст-лауреат, «Ташкентский роман» Сухбата Афлатуни (тираж минимальный). Яркую фарсово-мистериальную повесть казахского писателя с несерьезной фамилией Николай Веревочкин «Человек без имени» тиснул журнал «Дружба народов» и лучше б этого не делал: готовя повесть к публикации, из нее вырезали все сцены неотмирных видений героя, отрихтовали под ширпотреб.

За последние десять лет отечественные книжники только раз предприняли членораздельные усилия по промоушну дебютанта «из СНГ». В петербургскую «Азбуку» самотеком поступила мятая тетрадка с автобиографией некоей гражданки Узбекистана, перебравшейся на жительство во Владимир. Перед глазами редактора развернулся сбивчивый монолог юродивой: не поймешь, где кончается реалистическая зарисовка и начинается горячечная фантазия, площадные остроты соседствуют с надрывными медитациями в духе блатного романса. Вдобавок манускрипт был чудовищно безграмотен; вторая фраза выглядела так: «Мамина папа родом из Ирана».

Из этой тетрадки и возник проект «Бибиш». Текст выправили (то есть целиком переписали, многое досочинив), напечатали книгу и номинировали ее на премию «Национальный бестселлер». Отзвучал хор сочувственных рецензий, «танцовщицу из Хивы» позвали в телевизор. Еще бы: неотесанная Бибиш, идеально соответствуя карикатурному образу «понаехавших», укоренившемуся в сознании масс, демонстрировала зачатки общедоступных человеческих эмоций. Дескать, и чучмеки страдать умеют. Как это поучительно, как трогательно.

2005, из интервью Бибиш российской блогерше: «Смотрите: премия «Нацбест» прошлый год была, три человека лидеры - Дэн Браун, Пелевин и я… У меня тонна наброски, тонна мысли лежат в бумагах, в дисках. Шесть тысяча штук - мои афоризмы и изречения… И параллельно пишу третью и четвертую книгу. У меня пока получается лучше четвертая. Будет она называться “Письмо Диогену” или “365 дней с Диогеном”».

Диоген здесь явно не с крыши рухнул: великий мыслитель нередко развлекал почтенную афинскую публику, прилюдно мастурбируя средь бела дня. Жаждешь заинтересовать своей персоной прежнюю метрополию? Вот тебе алгоритм: стань фриком. Клоуном.

Однако подавляющему большинству русскопишущих ближнего зарубежья паясничать не к лицу - и не перед кем. У них достаточно мозгов, чтобы сообразить: плексигласовая стена безразличия, сама собою выросшая на федеративных рубежах, - всерьез и надолго. По ту сторону перемигиваются приветливые огонечки, но на практике стена непреодолима. Да и ради каких таких драгоценных выгод стоило б биться об нее головой?

2007, из интервью Марата Немешева украинскому сетевому агентству: «Ведущие (финальной церемонии. - Б. К.) говорили, что русский язык объединяет людей вокруг России. Но я общался с писателями из Киргизстана и Молдовы. Они писали о своих личных переживаниях. Моя книга тоже не о России».

Банальная истина: приверженность языку государства не означает верности государству языка; формулировки схожи, а скрытые за ними вещи - из несопрягаемых сфер. Истина еще более банальная: не мы артикулируем речь, а она артикулирует нас и мир вокруг нас. Эскимос распознает сорок цветов снега, но зазор между мужчиной и женщиной, камнем и нерпой для него не столь принципиален, потому что в югытском существует сорок названий снежных оттенков и отсутствуют категории рода и одушевленности.

Пребывая в яви, ты, независимо от национальности и гражданства, видишь, реагируешь и живешь в соответствии с грамматическими и словарными лекалами, въевшимися в твои синапсы, как лайкра в колготки. Перепрыгнуть из одного языкового универсума в другой - все равно что вырвать себе глаза, без наркоза, с мясом, и вставить новые, крепящиеся к КГМ металлическими штырями. Для писателя такая операция вдвойне ответственна: Сирин и Набоков кардинально разные авторы (и, скорей всего, разные люди). И вдвойне рискованна: а ну как из Джекила вылупится Хайд. Перед лицом столь серьезного выбора соображения здравомыслия, имущественного статуса, карьеры, репутации, лояльности отступают на задний план.