журнал Русская жизнь - Эмиграция (июль 2007)

Еще более фантомным оказалось ожидание наплыва российских немцев. Почему-то было принято считать, что немцы Поволжья в своем казахском или сибирском изгнании спят и видят, как бы им скорее поселиться на просторах Калининградской области. Этот миф так и остался мифом - чтобы переехать жить в Германию, не обязательно задерживаться в Калининграде (маленький поселок Ясная Поляна в Нестеровском районе, где под руководством граждан Германии несколько немецких семей из Казахстана строят немецкую коммуну, так и остался местной экзотикой). Зато русские из Казахстана, наоборот, с самого 1991 года начали активно селиться в Калининградской области. Эта волна миграции для еще недавно закрытого региона стала главным впечатлением 90-х: «казахи» (на самом деле - русские) заменили в общественном сознании всех чеченцев с азербайджанцами и таджиков с узбеками, которых в Калининградской области практически нет (первые дворники-гастарбайтеры из Средней Азии появились только при москвиче Боосе). Но и эта «междиаспоральная» напряженность исчезла, так и не проявившись: «казахи» стали гораздо большими калининградскими патриотами и носителями (или искателями) местной идентичности, чем коренные калининградцы.

Понять, что такое калининградская идентичность, очень трудно. Деловые и торговые центры, которыми город застроили при нынешнем губернаторе, делают Калининград похожим больше на среднестатистический российский миллионник, какой-нибудь Новосибирск или Самару, чем на европейские Гданьск или Дюссельдорф. Из здешнего аэропорта летают прямые рейсы в Амстердам, Лондон, Барселону, Афины и бог знает куда еще - но самым популярным все равно остается московское направление.

Мода на кенигсбергскую старину, существовавшая все советские десятилетия (даже секретарь обкома КПСС Виктор Кролевский в 50-е писал под псевдонимом популярные романы о тайне Янтарной комнаты), давно всем надоела - сегодня она интересует разве что московских гостей. Довоенная немецкая архитектура не сильно отличается от довоенной советской. Правда, в Калининграде старые дома не сносят. По этой причине, кстати, так и не построен второй мост через реку Преголю: его начали строить, почти закончили, но один пролет уперся в дом постройки начала XX века. Так и стоят до сих пор - недостроенный мост и недоснесенный дом.

Средневековые замки, кирхи и форты (в одном из которых много лет, на радость телевизионщикам, жила переехавшая из Казахстана семья) в таком состоянии, что лучше бы их не было. Когда-то Калининград мечтали превратить в туристическую Мекку, но быстро поняли, что у европейцев своих замков хватает, а москвичи и так будут ездить - не к замкам, а к морю. Культ Иммануила Канта - самого знаменитого жителя Кенигсберга - стараниями бывших преподавателей марксизма-ленинизма, дружно превратившихся в знатных кантоведов, уже лет пятнадцать как доведен до абсурда. В свое время популярная местная газета «Новый наблюдатель» печатала цикл пародийных статей Андрея Куксы «Рубежи науки» о том, как Кант изобрел лампочку, презерватив и так далее. Балтийская республиканская партия, существующая с 1991 года и даже признававшаяся экстремистской (настаивает на провозглашении Балтийской республики в границах Калининградской области), воспринимается всерьез только иностранными журналистами и даже на «оранжевую угрозу» не тянет.

Возможно, если бы с советских времен здесь существовала более или менее многочисленная творческая и заведомо либеральная интеллигенция, ей бы удалось придумать какой-нибудь специальный «калининградский сепаратизм». Но такой интеллигенции, по счастью, не было, а наиболее распространенная в советские времена здешняя профессия - моряк рыбопромыслового флота - способствует не сепаратизму, а предприимчивости. Если Калининград когда-нибудь перестанет быть российским, это окажется следствием московских, а не калининградских процессов. Но и тогда здешний моряк будет, как встарь, ходить в море, привычно подставляя всем ветрам свое русское, свое европейское, охочее до рыбы лицо.

Набоков как учитель жизни

В мировой литературе и даже, пожалуй, в мировом обывательском сознании закрепился персонаж по имени Русский Эмигрант. Он давно стал своим в достойном ряду, где мирно соседствуют Британский Полковник, Австралийский Абориген, Французский Бонвиван, Американский Коммивояжер и Немецкий Солдафон. Так складывается литературная репутация, от нее не отвертишься - и с годами начинаешь замечать во всякой немецкой философии, хотя бы и самой путаной, нечто неотменимо солдафонское, императивное, тяжеловесное, а во всякой французской новой волне, хотя бы и самой эстетской, нечто упрямо бонвиванское, в парадном и не снимая шляпы; и даже американец, интенсивно осваивающий мировую культуру, всегда осваивает ее немного по-коммивояжерски: набирает образцов где придется и сам себе нахваливает. А русский - всегда эмигрант. Даже в русском почвенничестве есть что-то эмигрантское, потому что уж русского-то почвенника местное население никогда не признает своим - до такой степени глупы патриотические представления о народе.