журнал Русская жизнь: Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)

Праздник.Несколько «Русских маршей», несколько антифашистских митингов, несколько акций пропрезидентской молодежи - 4 ноября 2007 года на улицы Москвы было лучше не выходить. На третьем году существования праздника Дня народного единства, кажется, наконец-то выработался формат его празднования. Этот формат стоит назвать политическим карнавалом. Забавно и местами интересно, но на главный общенациональный праздник, увы, не тянет. Так, выходной с развлекательной программой. Говорить, что о праздничных традициях стоило позаботиться еще два года назад, уже просто бессмысленно - это будет что-то из области пиления опилок. Сейчас, наверное, уже не найти того, кто виноват в том, что праздник с самого начала стал только площадкой для «Русских маршей» - а теперь еще для десятка массовых мероприятий, призванных размыть неприятное впечатление от националистических шествий. Зато не поздно набраться сил и признаться, что никакого праздника не получилось. Плохо сформулированная идея объединения многонационального российского народа в борьбе с международной бандой авантюристов (слов «русские» и «поляки» в этой формулировке почему-то нет) так и не нашла отклика у современного российского общества. Неудачный эксперимент - тоже эксперимент. Пора признать, что он провалился, отменить выходной день и перестать выдумывать мерт-ворожденные традиции. Ничего страшного не случилось. Можно попробовать придумать что-нибудь еще. Пичушкин. Битцевский маньяк Александр Пичушкин признан виновным в 48 убийствах. Просьба о замене пожизненного заключения 25 годами лишения свободы, очевидно, будет отклонена, и самый знаменитый серийный убийца со времен Чикатило умрет, конечно же, в тюрьме. Можно заключать пари - умрет очень скоро. Может быть, от несварения желудка, может быть - от несчастного случая. Или от приступа аппендицита. Мало ли от чего умирают заключенные. Мораторий на смертную казнь, вялотекущая дискуссия о котором продолжается до сих пор, в России негласно скомпенсирован малоприятным механизмом почти государственного регулирования: смертная казнь, которой как бы нет, иногда все-таки случается. Кто, например, верит в естественную смерть Салмана Радуева? Маньяк Пичушкин не застрахован от убийства в тюремной камере. И, несмотря на всю его гнусность и даже на то, что он по-настоящему заслуживает самой мучительной смерти, эта незастрахованность от убийства в тюрьме удручает не меньше, чем то, что маньяк-убийца годами может бродить непойманным по Битцевскому парку.

Бульбов.«Из чувства мести и страха преследование начали генерал-лейтенант Купряжкин, начальник УСБ (9-е управление) ФСБ РФ, начальник 6-й службы УСБ ФСБ РФ Феоктистов, его заместитель Харитонов и некоторые другие, о которых сейчас говорить преждевременно», - заявление генерала Госнаркоконтроля Александра Бульбова его адвокат Сергей Антонов огласил после того, как Мосгорсуд решил оставить Бульбова под стражей. Межведомственная война спецслужб становится все сильнее похожа на перебранку в ЖЖ - с той, разумеется, разницей, что в этом случае на кону - погоны, должности, деньги и просто свобода. Сочувствия ни одна из сторон не вызывает, а неловкость остается единственным чувством, которое можно испытывать, наблюдая за происходящим. От холодных голов, чистых рук и горячих сердец не осталось ни того, ни другого, ни третьего. В начале двухтысячных приход чекистов к власти был одной из основных либеральных страшилок. Страшилка стала реальностью - чекисты к власти действительно пришли. Но это их и погубило - оказавшись в положении победителей, спецслужбисты, как не раз бывало в истории, начали воевать уже между собой. Со стороны все выглядит ужасно, одно успокаивает - ни о какой чекистской диктатуре говорить уже не приходится. Когда генерал Бульбов жалуется на генерала Купряжкина в публичном заявлении, это не диктатура, это почти демократия.

Отец.Павлик Морозов наоборот: отец одного из задержанных по делу о несостоявшемся взрыве в питерском «Рокс-клубе» (имени следствие не называет, но СМИ сообщают, что этого отца зовут Владимир Музалев) сам пришел в УБОП и заявил, что подозревает своего сына Тараса в причастности к подрыву поезда «Невский экспресс». Подготовка теракта в клубе с самого начала выглядела как демарш нацистов - в зале, где должна была сработать бомба, находилось несколько сотен активистов антифа-движения, регулярно становящихся объектом нападения правых радикалов (на которых, надо отметить, часто нападают сами антифашисты). В свою очередь, дело о подрыве «Невского экспресса», напротив, находится в очевидном тупике: ни «анархистский», ни «кавказский» след подтверждения не нашли. И на этом фоне даже абсурдная версия о том, что теракта вообще не было, а была простая железнодорожная катастрофа, которую таким экзотическим способом решило скрыть руководство РЖД - даже эта версия выглядит вполне реалистичной, потому что другие версии разваливаются сами собой. В такой обстановке явка с повинной отца юноши, задержанного совсем по другому делу, выглядит настоящим подарком следствию. Когда доказательств нет, признание вполне может стать их царицей - и дело «Невского экспресса» будет считаться раскрытым. Об этом скажут по телевизору и напишут в газетах. Но лучше бы все-таки нашли настоящих подрывников.