Замечу, что в то время партия все еще считалась «руководящей и направляющей силой нашего общества», а КГБ никто и не думал отменять. Именно КГБ и занялось «Столицей» вплотную. Они сделали ровно то, что сейчас делает ФСБ с оппозицией: стали перекрывать нам кислород в типографиях. Второй номер «Московская правда» к себе уже не взяла. Мы напечатали его в Чернигове, где нашего ответственного секретаря Володю Петрова, привезшего туда материалы для печати, жестоко избили. Следом мы переместились на Одесскую книжную фабрику, потом в город Чехов Московской области, шестой номер напечатали в типографии «Горьковской правды», и так далее. Короче, бегали как зайцы. Из-за этого до конца года мы так и не смогли перейти на еженедельный график, ведь в каждую из типографий приходилось в условиях конспирации перевозить вагоны с бумагой, а саму бумагу еще надо было где-то выбить. Свободного рынка бумаги не было, фонды на бумагу распределялись в Госплане.
Реакция на первый номер была великолепной. Журнал произвел фурор. Это действительно было первое легальное антикоммунистическое издание, не имевшее ничего общего с признанными лидерами перестройки - «Огоньком» и «Московскими новостями», главные редакторы которых ходили утверждать наиболее острые материалы к секретарю ЦК КПСС А. Н. Яковлеву. Кстати, Егор Яковлев после выхода первой «Столицы» пригласил меня к себе и отчитал за письмо Аверченко и другие антиленинские материалы. «Как вы не понимаете, - убежденно говорил он мне, - единственный выход сейчас - это возвращение к ленинским нормам. То, что в стране происходило после смерти Ленина, - это было искажение его гениального замысла. Будущее за социализмом с человеческим лицом…» И так далее. Этот разговор мне настолько запомнился, что спустя три года, когда у нас за плечами было два путча и похороненный СССР, я пришел к нему и взял для «Столицы» интервью. Точка зрения Яковлева не изменилась. Я напечатал интервью так, как оно было записано на пленке, не изменив ни слова. Яковлев обиделся из-за того, что я не принес ему текст на визу. «Теперь меня будут считать ретроградом», - сказал он мне по телефону. Но он и был ретроградом. В моем понимании, конечно. Для всех, кто тогда работал в «Столице», все это был вчерашний день. Мы легко и быстро перешли те границы, которые установили для себя Яковлев и Коротич. Не случайно к нам перешли несколько журналистов из их изданий, которых не удовлетворяла внутренняя цензура, воцарившаяся там. А уж о том, что мы охотно печатали материалы, отвергнутые в этих изданиях, и говорить нечего.
Существенным пунктом разногласий был Горбачев. Для «Огонька» и «Московских новостей» это была священная корова. Мы вытирали об него ноги в каждом номере. А после августа 1991 года, при всем уважении к Ельцину, мы напечатали о нем и его политике немало критических материалов. В 15 номере за 1992 год именно у нас появилось интервью с Джохаром Дудаевым. А в шестом номере за 1994 год большая объективная статья нашего штатного обозревателя Валерии Новодворской о Звиаде Гамсахурдии. Мы считали главной ошибкой власти после августа 1991 года то, что не было расформировано КГБ, сохранена система партийной номенклатуры и номенклатурных благ, не был осужден советский строй, и было позволено коммунистам действовать в легальном поле. То есть мы были радикалами.
Так называемые «народные депутаты», избранные на честных выборах, были той силой, которую мы поддерживали. И задолго до путча 1991 года зорко следили за тем, чтобы КПСС и КГБ не лишили их власти. Характерный случай произошел после съезда российских депутатов. 28 марта 1991 года, в день открытия съезда, планировалось арестовать депутатов, а Ельцина отстранить от власти. Когда слухи об этом просочились в печать, первый замминистра внутренних дел Шилов выступил с опровержением: мол, ничего такого не планировалось. И тогда «Столица» воспроизвела документ: справку от начальника одного из московских следственных изоляторов: «По состоянию на 28.03.91 г. в следственном изоляторе № 3 ГУВД Московского горисполкома могут содержаться экстренно арестованные в количестве 100 человек в камерах №№ 1, 2, 13, 14, 15 сборного отделения». Вышел большой скандал. Выяснилось, что подобные справки в тот день представили в ГУВД все московские тюрьмы.
Разумеется, когда в 1993 году наметилось противостояние между Ельциным и российскими депутатами, журнал «Столица» встал на сторону президента. И иначе быть не могло. Такова была идеология нашего еженедельника: мы были правыми в политических вопросах и либералами в экономических. И после августа 1991 года постоянно упрекали власть в недостаточной решительности как в экономике, так и во внутренней политике. Непоследовательность ельцинских реформ нас просто бесила, мы выступали против компромиссов и старались называть вещи своими именами. Если бы Ельцин забил тюрьмы тысячами коммунистов, мы бы этому только рукоплескали. Видимо, за эту вот откровенность и бескомпромиссность нас ценили читатели. Редакционная почта была огромной, в каждом номере мы отводили определенное место читательским письмам. И, кстати, большинство писем приходило не из Москвы, журнал вовсе не был городским органом.
Читать дальше