журнал Русская жизнь - Август (август 2008)

Нелишне обратить внимание, из какого сора растут стихи. Финал списан у Феллини, см. худ. к/ф «Репетиция оркестра» (Италия, 1979). Там рушится церковь (храм искусства): формально - вследствие строительных работ, по смыслу - под натиском междоусобиц, эгоизма музыкантов и дирижерского диктата. Те же обломки, и пыль, и тишина. Автор Мариинского саспенса в мягкой обложке вдохновенно списал финал у классика кинематографа, простодушно не заметив, что он, муж уволенной примы, отнюдь не автор, а лишь персонаж - в том числе и собственного произведения.

Цитата из Феллини у него, конечно, осознанная, как выражались советские литкритики, метко бьющая в цель. Автор посылает образованной публике сигнал: я ваш, ваш, я Феллини знаю! Поверьте моим инвективам, проникнитесь моим пафосом, поддержите мои филиппики! Но образованная публика не слышит, не понимает, не верит: клюкву про Гергиева завернули не в ту газету, вместо «Литературки» подсунули засаленную «Жизнь». Одного лишь дурно понятого Феллини мало, чтобы расположить чуткую публику к себе, убедить ее в верности своей трактовки. Муж примы в глубоком мимансе. И тут на сцену выходит Норман Лебрехт, автор бестселлера, иностранец и профессиональный писатель.

Бестселлер называется «Маэстро миф. Великие дирижеры в схватке за власть». С таким подзаголовком излишне даже упоминать, что «Маэстро миф» - вторая часть дилогии «Кто убил классическую музыку?» Дилогии, написанной исключительно талантливо, не в пример «Призраку оперы». Захватывающе написанной. Не оторваться.

Лебрехт не роется в грязном белье, не стоит со свечечкой, не ссылается на сомнительные факты, не сочиняет фантасмагорий, не мстит за поруганную жену или уворованную любовницу. Никакой желтизны. Его задача не в пример амбициознее - доказать, что представление об исполнительском искусстве в современной Европе поставлено с ног на голову. Что все эти штампы - «триумфальное восхождение на музыкальный Олимп», «отличается яркой конкретностью», «проникнута глубоким пониманием замысла композитора», «выдающийся музыкант современности», «замечательный художник, несущий всему человечеству свет и очарование музыки», - все это вовсе не восторг и почтение, а желтизна и грязная ложь, изготовленная нечистыми на руку пропагандистами на потребу весьма и весьма среднему вкусу.

Сам по себе этот тезис даже не назовешь спорным, штамп есть штамп, но куда важнее и интереснее у Лебрехта не конечная цель, а путь, не «что», а «как». Всем известно, что Герберт фон Караян был членом НСДАП - Лебрехт показывает его фашистом органическим, природным, построившим свой маленький третий рейх в рамках большого филармонического оркестра. Вся послевоенная карьера Караяна, по Лебрехту, была отрицанием истории: дело Гитлера живет и побеждает страны и континенты, музыка - и вправду универсальный язык, не знающий преград и барьеров, и несется, и летит из мощных радиоусилителей вечный голос Бетховена и Вагнера, этих лучших выразителей немецкого национального духа, и ни на мгновение не прекращается полет валькирий. Но о диктаторе мало сказать, что он плох и даже кровожаден, необходимо вызвать к нему чувство отвращения. И Лебрехт умело вызывает это чувство: жадность до денег, самодурство, любовь к дешевым пиар-трюкам, холодные отношения с женщинами и даже гомосексуальное окружение. Все эти приемы газеты «The Sun» (Лебрехт - англичанин) пущены в ход и в обход: техника Лебрехта не в пример тоньше техники любого таблоида. И вот уже интеллигентный читатель и думать забыл о газете «The Sun», он с ужасом смотрит, как монументальная статуя любимого дирижера, сделанная из прочнейшего металла, медленно и неотвратимо наклоняется и, грохнувшись с высокого постамента, разбивается вдребезги. Интеллигент бросается к пластинкам, чтобы спастись, как далеко он зашел, о ужас, а ведь начинал с невинных деталей о Горовице… Но даже салоннейший «Радецки-марш» в караяновской трактовке звучит как «Хорст Вессель».

Кхм. Возможно, мы имеем дело не с любительским музыковедением, а с политическим памфлетом? Но антифашистам с Лебрехтом повезло не меньше. Maestro furioso Артуро Тосканини, могущественнейший тесть Горовица, человек с феноменальной памятью, ни единым произведением за всю свою без малого семидесятилетнюю карьеру не продирижировавший с листа, оказывается на поверку самовлюбленным деспотом, любимым развлечением которого было ломать дирижерские палочки и швыряться в оркестрантов тяжелыми предметами. Ко всему прочему он еще и истерик. Не проговаривая этого буквально, Лебрехт показывает, что Тосканини соотносится со своим антиподом Караяном точь-в-точь как Муссолини с Гитлером, даром что один долго враждовал с Муссолини, делая себе паблисити в Америке, а карьерный взлет второго стал возможен лишь после победы над фашизмом, когда от Берлинского филармонического по понятным политическим соображениям отстранили Вильгельма Фуртвенглера - мягкого, безвольного человека, интересовавшегося в жизни одной только музыкой и волею злой судьбы ставшего главным, титульным нацистским дирижером.