журнал Русская жизнь - Страхи (сентябрь 2008)

Многочисленные магазины, специализировавшиеся на деликатесах, разумеется, не оставались в стороне.

«Специальный гастрономический и винный магазин П. А. Леонова в Ростовена-Дону. Снабжен: всевозможными лучшими закусками, винами иностранными и русскими. Всегда имеются: московские колбасы и литовская ветчина. Разные сыры. Дичь, навага и жареная птица по сезону. Цены умеренные».

«Депо для юга России у Н. И. Чурилина в Ростове-на-Дону. Лучший в мире цейлонский чай. Там же товары: бакалейные, гастрономические, винные и водочные, а также производства своих паровых: крупчат. мельницы, макарон. фабрики и пиво-медоваренного и лимонадного заводов».

Город и зарабатывал, и тратился. Однако все это происходило лишь на одном из берегов.

Полночь. И я снова на Левобережной улице. На небе сгущаются тучи. Все, чайничек чаю, пару глотков коньяку, и домой.

Ресторан «Тет-а-тет». Вывеска - до двух часов ночи. Захожу. Пустота.

Наконец, появляется официант. Он из Узбекистана и зовут его Уткир, что в переводе означает Острый.

А мы уже закрылись. Извините.

Как же так - закрылись? Там у вас написано - до двух!

А все гости разошлись - и мы закрылись.

- А я увидел вывеску - до двух - и зашел. Вы что меня сейчас, под дождь, да, выгоните?

Уткир мнется.

А что вы хотели?

Да ничего особенного. Чаю. Коньяку. Такси вот вызову сейчас.

Ну, хорошо, присаживайтесь.

Присаживаюсь, появляется Уткир с напитками.

Ваша машина подошла уже. А вы куда поедете?

В центр Ростова.

А вы моего брата не захватите? Ему тоже туда нужно.

Захвачу. Конечно, захвачу.

Выхожу. Уткир мне кланяется вслед.

Ну и где же ваш брат?

Не волнуйтесь, вот он, уже в вашей машине сидит.

И ничего ужасного здесь нет. Так как на Левбердоне все возможно, и все в радость.

Прозрачное и постороннее

В корпусе Бенуа в Русском музее открылась выставка «Власть воды». Большая, как наша родина. Сотни произведений отечественного искусства, и все вода, вода, вода. Зритель, как только входит, сразу утыкается в большое видео двадцать первого века, проецируемое на полотно, под названием «Водопад». Так, вроде бы и ничего особенного, просто вода течет, снято прямой камерой, но красиво и многозначительно: вечный поток пенится, брызги летят во все стороны, текущая вода всегда выглядит привлекательно, но в то же время и не без смысла - тут тебе и время, как река Гераклита, и водопад времен, и бездонная река веры Блаженного Августина, и Лета, и Стикс, и все что душе угодно. Зависит от вашей собственной эрудиции. Смысловая глубина «Водопада» подчеркивается «Всемирным потопом» Айвазовского, висящим слева, и «Всемирным потопом» Бруни, висящим справа. Эти-то два произведения на библейский сюжет a priori глубоки, так что же может быть глубже всемирного потопа? Глубоки и занимательны: так приятно разглядывать детали мировой катастрофы у Айвазовского: стихия такая величественная, и много маленьких фигурок. А вот и слон на скалу лезет, и медвежонок на медведице, и две обезьянки. И грандиозно, и завлекательно, а серо-коричневый Бруни не лишен элегантности.

Далее - огромная «Волна» Айвазовского, три метра на пять, такая пенная, и прозрачная, и угрожающая, все кипит и похоже в одно и то же время на панорамы мыслящего океана из фильма «Солярис» и на сильно увеличенную съемку работы стиральной машины, что, быть может, одно и то же - ибо в великом мы прозреваем малое, а в малом - великое. Ужасающий водоворот засосал корабль, почти полностью в пучину погрузившийся, и из зеленых волн с проседью торчит только верхушка мачты с красным флажком. Привет «Броненосцу Потемкину» Сергея Эйзенштейна, любимому фильму всех авангардистов, от великого русского мариниста, любимого художника Николая II. Ведь как в прошедшем грядущее зреет, так и в грядущем прошлое тлеет, страшный призрак мертвой листвы.

Напротив же - «В бурю» Лизака, отличная голубовато-серая композиция тридцатых годов, проникнутая суровым духом советского культа полярности того времени, с пляшущими волнами и рыбаками, мощно расставившими ноги, мужественными, как герои Tom of Finland. Пандан советским рыбакам тридцатых - «Морской вид» Орловского 1809 года, тоже серо-голубой, тоже с пляшущими волнами и рыбаками-контрабандистами, широко расставившими ноги и тащащими из стихии какое-то бревно. Потом же все утихает, и вода блеснет слегка, фоном, то на кустодиевском «Портрете А. И. Анисимова» серебрящейся рябью, то на нестеровском «Портрете дочери» гладким зеркалом, отражающим фата-моргану заката. За рекой же - церковные купола, и чуть желтеющие леса, и ветка рябины с томительно краснеющими ягодами на фоне туманной воды в «Пустыннике» Нестерова 1888 года, картине, подаренной в 1909 году Русскому музею самим С. П. Дягилевым, как будто в понимании того, что «и все - равно, и все - едино. /Но если по дороге - куст/ Встает, особенно - рябина…»