журнал Русская жизнь - Мораль (май 2009)

Вот автор восхищается последними достижениями науки, в том числе противозачаточными средствами, лучшее из которых - эластичная каучуковая оболочка, которая носит название «гандон». Да! Так и написано! Далее следуют подробные разъяснения, касающиеся этой полезной новинки. Но тут лучше предоставить слово профессору. «Один и тот же гандон, если он прочен, можно употреблять очень часто; надо только его каждый раз вымыть, высушить между двумя платками с обеих сторон и, закрутив отверстие, оставить до утра сушиться… Все эти детали очень важны, так как бедные люди не могут каждый раз покупать эти довольно дорогие вещи». Книгу, кстати, переводил с немецкого Михаил Энгельгардт, известный в ту эпоху переводчик и публицист.

Вот доктор Форель рассуждает об относительности норм приличия: «Английская мисс, которая в Англии ужасно стыдится, если увидит обнаженную на полвершка руку или ногу, в тропических колониях очень скоро находит совершенно естественным видеть вокруг себя совершенно голых негров». Тут же воображаешь эту колониальную английскую мисс, в корсете, шляпке, юбке до пят, не подозревающую, что скоро утонет «Титаник» и убьют эрцгерцога, весь мир полетит в тартарары, а закончатся неслыханные перемены тем, что женщины начнут носить юбки до колена.

Но и время, когда Форель создавал свой труд, уже воспринималось как переломное. Эпоха невинности подходила к концу. Викторианская мораль все очевиднее доказывала свою неприменимость к реальной жизни. Стало возможным признавать и обсуждать сексуальные инстинкты. «Пришла Проблема Пола, румяная фефела и ржет навеселе», - фиксировал Саша Черный. Никто, однако, не знал, что с этими инстинктами делать и как ими управлять. Обыкновенный герой своего времени, пожилой академик у Мопассана размышлял: «С восемнадцати и до сорока лет, если включить в счет все случайные встречи, все мимолетные связи, можно допустить, что у нас были близкие отношения с двумя или тремя сотнями женщин».

Сравним это с диалогом у Довлатова: «Спрашиваю у Чернова:

- Много у тебя было женщин?

- Тридцать шесть и четыре под вопросом«.

Столь поразительная разница в цифрах объясняется исключительно тем, что француз, как и большинство его сверстников, изрядно шатался по борделям. Ибо все еще подразумевалось, что от мужчины следует ожидать непрерывных половых подвигов, но от порядочной женщины - целомудрия. В результате значительную часть женской половины человечества составляли старые девы и проститутки.

Размышляя над этим противоречием, Август Форель предлагает рецепт, который ему самому казался наиболее разумным и реалистичным. В грядущую эпоху просвещенные мужчины добровольно будут хранить абсолютное целомудрие до двадцатипятилетнего возраста. И тогда-то, невинные как ангелы, пойдут к венцу рука об руку с такими же невинными восемнадцатилетними девицами. Швейцарцу в голову не могло прийти, что разразится сексуальная революция, и молодые девушки будут вести столь же свободную сексуальную жизнь, что и мужчины. Такой вариант профессор, разумеется, и вообразить не мог, он даже о нем не заикается.

В некоторых случаях швейцарский врач оказался удивительно прозорлив, в других - потрясающе наивен. Задачи по исправлению морали, которые казались ему грандиозными и трудно выполнимыми, худо-бедно решены. Зато с теми, которые представлялись ему сущей ерундой, как-то не получилось.

В цивилизованных странах общество не отвергает матерей-одиночек и не заставляет их топиться. Никто не тащит в тюрьму живущих вместе гомосексуалистов. Всеобщее образование внедрили. Женщины преподают в университетах и руководят государствами. В то же время цюрихский мечтатель предсказывал, что человечество с легкостью откажется от алкоголя, а женщины - от варварского «раскрашивания лица, волос, даже губ». Тут он, как мы видим, жестоко ошибся.

В России книга швейцарского врача успех имела чрезвычайный. До революции она переиздавалась четыре раза. Среди читателей был некий юный врач, сам впоследствии ставший литератором. Точно известно, что ему была знакома по крайней мере одна глава из книги. Там рассказано о некой Фриде Келлер, девушке из бедной семьи, поступившей служить в кафе. Хозяин как-то попросил ее спуститься в погреб, девять месяцев спустя она родила мальчика, которого задушила и закопала в лесу, и - как все мы, конечно, помним - на суде говорила, что ей нечем было кормить ребенка.

- А где же хозяин этого кафе? - спросила Маргарита.