журнал Русская жизнь - Счастье 17.06.2009

Нет ничего лучше теплой сухой хлебной, повернутой тыльной стороной, мужской руки.

Нет ничего лучше упрямой женской ладони.

И детского темечка.

Детское темечко пахнет хлебом.

Если где и есть центр мира, его ось — то он там, где сижу сейчас я.

Мой дом — падает.

. . . . . . . . . . . . . .

— Господи, — говорю я, обращаясь к кому-то на «ты» по привычке (хотя смысла нет обращаться на «ты», ибо там все совсем по-другому: я знаю — я видел).

— Господи, разломи меня, — и Ты увидишь: не мою трепещущую изнанку, не мои перламутровые почки, не мою горячую селезенку, не мое — темное — гулко стучащее сердце.

Ни мою жизнь, ни смерть, ни мою нежность, ни любовь, ни мое усилие, ни последнее «нет», ни мое равнодушное счастье... не увидишь

Ты увидишь мой голос.

Выпрямленный. И чистый.

А на моих разломах — пусть горят и сверкают ослепшие на солнце крошки.

Хлебные и сухие.

В нашей жизни эта техника называется «пуантильной».

— Я все жду, когда ты напишешь колыбельную. У тебя это должно получиться, — сказали мне однажды, может быть, не подумав.

— Ну что ж, — отвечает мой наглый алый живой неочищенный мякиш. — Вот я и пишу.

Нет, не кончилась жизнь, самурайская вздорная спесь,

диковатая нахуй, стихи о любви и о Боге.

— Если кто не заметил, мои ненаглядные: я еще здесь,

сижу как бомж и алкоголик у дороги.

Господи, вот мой компьютер, вот брюки мои, носки,

а вот — шесть книжек с грубыми стихами.

Я их выблевывал, как отравившийся, — кусками

с богооставленностью, с желчью и с людьми.

— Одно стихотворение (лежащее под спудом

и неписавшееся года два, как долг)

открылось только в нынешнем июле —

и вот оскаливает зубы словно волк.

Другое тоже завалилось за подкладку,

но я достал его, отмыл, одел в пальто

и наспех записал, оно — о счастье.

А пятое пришло ко мне само.

... Так что схлопнулось, все! — дожила, дописалась книжка

в темных катышках крови и меда, в ошметках боли

[как сказала однажды подвыпившая директриса,

проработав полжизни в советской школе:

— Я люблю вас крепко, целую низко,

только, дети, — оставьте меня в покое...] —

и стою я теперь сам себе обелиском,

поебенью-травою счастливой во чистом поле.

— Я, рожавший Тебе эти буквы, то крупно, то мелко,

зажимая живот рукавами, как раненый, исступленно,

вот теперь — я немного попью из твоей голубой тарелки,

а потом полежу на ладони твоей — зеленой.

Потому что я знаю: на койке, в больнице, сжимая в руке апельсины

(... так ведь я же не видел тебя никогда из-за сильного света...) —

ты за это за все никогда меня не покинешь,

и я тоже тебя — никогда не покину — за это.

«Настоящий диссидент, только русский»

Вспоминает ветеран многоподъездной системы

Кашин Олег

Этот документ, конечно, достоин подробного цитирования, вот:

Происходят фантастические вещи. По сценарию известных фантастов с пахучим подтекстом братьев Стругацких режиссер Тарковский снял фильм, который вызвал скандал в отделе культуры ЦК КПСС. И что же? Теперь этот фильм послан на Каннский фестиваль и, надо полагать, получит премию. На премии трубадурам сионизма не скупятся и у нас. Совсем недавно получил Государственную премию поэт А. Вознесенский — и сразу же «отблагодарил» за нее участием в «Метрополе». Неужели тем, кто распределяет премии, не было ясным политическое лицо Вознесенского? Оно ведь ясно уже давно. Вознесенский его не скрывает. С трибуны, услужливо предоставленной ему Центральным телевидением, он объявил «великим русским художником»... Марка Шагала. Почему, спрашивается? Все творчество Шагала насквозь пронизано еврейскими национальными мотивами. Большую часть жизни он прожил за рубежом. Что в нем русского? Только то, что он родился в России? Родились в России и Менахем Бегин, и Голда Меир... Главный редактор «Литературной газеты», член ЦК КПСС А. Б. Чаковский — лауреат всех мыслимых премий. Как объяснить, что из его редакции уже уехало в Израиль с полдюжины человек, и теперь Перельман издает журнал «Время и мы» в Иерусалиме, а Суслов (Шифрик) — альманах в Париже? Оба они опубликовали восторженные воспоминания о порядках, царящих в «Литературной газете», редактор ее омерзительной 16-й страницы А. Брайнин однажды в ресторане «Славянский базар» остановил оркестр и провозгласил на весь зал голосом победившего оккупанта: «Русь, сдавайся!» В печати, кино, на телевидении, в театре — везде одна и та же картина. Вот уже много лет безнаказанно похабит русскую классику А. Эфрос, театр Вахтангова ставит пьесу антисоветчика А. Гладкова «Молодость театра», А. Митта издевается над Россией в кинофильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», а артист З. Высоковский — с эстрады и экранов телевидения. Еще один наглядный пример пресловутой деятельности сионистской мафии. На общем собрании АН СССР забаллотировали работника аппарата ЦК членкора С. Трапезникова. Нанесено публичное оскорбление партии. С академической трибуны фашистский и сионистский лакей А. Сахаров безнаказанно обливает грязью работника ЦК. Сахарова поддержал другой сионистский выкормыш академик Кедров Б., провалив честного коммуниста С. Трапезникова. Академия избирает своим членом Е. Примакова, примазавшегося к науке проходимца. Чья темная рука делала Примакову ученые степени и рекламу специалиста — «востоковеда» и «политика»? Его идейная позиция проста — предательство палестинцев во имя сделки с сионизмом.