Борис Касаев - Большая охота (сборник)

– Ага… Ага… Ага…

Система неумолима. Выставив напоказ обреченного Константина Устиновича, она внушала народу: вот он, вождь, совсем живой (даже шевелит конечностями), значит – все в норме. Гриня зрел мумию. Ему было больно за Черненко и любимую партию.

У сына Константина Устиновича – ректора Новосибирской Высшей партийной – большевик Чечорин сдавал кандидатские экзамены. Ректор Черненко был в ту пору лишь кандидатом наук, в его подчинении числилось два десятка докторов и профессоров. Обстоятельство принадлежности к венценосному папаше не мешало ему, однако, быть обходительным, учтивым, простым в общении.

У него обнаружился талант к наукам.

Вскоре он стал доктором и академиком.

III

На огороде, возле куста бузины, в сентябре 1953 года отец Грини, суетясь и оглядываясь, закапывал в яму полное (красно-коричневое, с золотом) собрание сочинений «отца народов».

– Летят перелетные птицы в осенней дали голубой, – сквозь зубы бормотал батя.

Сюда бы чекистов! Только Гриня и кобель Шарик были свидетелями «аутодафе».

Сказали, что Берия – шпион и подлец. Отец чувствовал: про Сталина еще не то скажут.

Кинул было в книгомогильник «Краткий курс», но потом, повздыхав, вытащил назад, от греха подальше, сдул пыль. Да, скажет, ежели придут, «Курс» есть, вот он, у кого его нет, а сочинений не было. Не держал!

Закопал сочинения! Потомок запорожский, отпрыск казацкий, сын кулацкий, несостоявшийся владелец сметенного коллективизацией зерноводческого хутора, фронтовик, инвалид Отечественной – батя Грини заметал следы.

Несколько месяцев назад, в марте, он прискакал на бедарке домой, кинул поводья на калитку и, вбежав в дом, подпер дверной косяк:

– Сталина паралич разбил! Насмерть!

Отец подпирал дверь, будто рушился дом. Он был член сталинско-ленинской партии, четко уплачивал взносы, подписывался на все займы и завещал Грине делать так.

Иосиф Виссарионович был, видно, за то к нему благосклонен: не стал репрессировать. И судьба была к отцу милостива: оставила живым на войне.

Как известно, Сталин умирал после баньки в полном одиночестве: никто к нему не входил. Он не звал – никто и войти не смел. Окажись под рукой помощь – он бы еще пожил, он бы еще показал! Но никто не вошел.

Какие чувства испытывал Сталин перед смертью? Раскаяние? Угрызения совести? Слепую ярость?

Лежа в сознании на полу, на пушистом ковре, в большой, богатой и уютной комнате, лишенный возможности от страшных болей двигаться и говорить, Иосиф Виссарионович глубоко страдал от огромного животного страха… Так считал Чечорин.

IV

В году 57-м ожидался большой визит Хрущева на Ставрополье. Перед приездом вождя в крае наводили марафет: украшали улицы, ставили новые зеленые заборы, приколачивали флаги и транспаранты.

От Ставрополя к Благодарному, куда первый секретарь ЦК должен был ехать любоваться кукурузными плантациями и тамошними племенными быками и телками, в пожарном порядке, днями и ночами, тянули асфальтовую дорогу.

Но Хрущев мог самочинно вмешаться в партитуру дирижеров края, изменить маршрут и поехать другой дорогой.

Тогда, следуя по этому пути, он непременно должен был заявиться в Гринькино село. Руководство края приказало начальству села быть наготове. Райком партии раскрутил маховик подготовки к достойной встрече. Колхозную гостиницу «Эльбрус» срочно переименовали в «Золотой початок». Подмели и вымыли хозяйственным мылом тротуары. Вдоль дорог посадили персиковые деревья, срочно доставленные из Грузии. На центральной площади села соорудили фонтан (за углом замаскировали водовозку; когда надо – она качала воду).

Испекли каравай.

Выискали красивых доярок для вручения Никите Сергеевичу «хлеба-соли». Экстренно организовали смотр художественной самодеятельности школьников района. Самых голосистых ребят отобрали для «приветственного хора». Попал в этот хор и Гриня.

В торжественный день вероятного проезда Хрущева через село все стояли у околицы. Прибыла местная знать, все райкомовское и колхозное начальство.

К хору ребят подошел первый секретарь райкома и нервно приказал баянисту:

– Ну-ка, спойте. Но чтоб без хреновины!

Баянист растянул меха, хор грянул:

Секретарь хмыкнул: «Хорошо!»

Часа через два из краевого центра сообщили: Хрущев не приедет. Все разошлись.