Лев Котюков - Черная молния вечности (сборник)

– Это кто там выступает?! Чей это голос из помойки?! – грозно гаркал он, объявляясь в нужный момент на проходной.

– А!.. Рубцов!.. А ну, молчать! Опять пьян?! Молчать! Пусть пройдет, тётя Дусь, под мою ответственность! У меня не пикнет!

– Ну разве только под твою, Юрочка…

Дружески собутыльничая с поэтом, он иногда и покровительственно поучал:

– Стихи твои, Коль, в душу бьют. Особенно эти: «Затерялась во мгле отдаленная пристань. По канавам помчался, эх, осенний поток!» (Кстати, именно так пел свои стихи Рубцов, а не в той редакции, в которой они были напечатаны.) Режут без хирургического вмешательства. Молоток! Но как-то все у тебя однобоко, всё деревня да колхозники полудохлые. А мы, врачи, для чего живем?! Ты бы о врачах чего-нибудь сбацал. Что-нибудь типа:

Ведь сердечно?! А?!

– Сердечно… А о медсестрах можно?! – тихо улыбаясь, соглашался Рубцов и тянулся к стакану.

– И о них давай, Коля! Без медсестричек врач, как дуб без листьев.

А Рубцов, как бы откликаясь, читал:

– Во-во! Хорошо!.. И про врачей с сестричками шарахни в том же духе!

А душу надо все-таки жалеть, ибо она нас всегда жалеет. Но Рубцов, увы, свою душу не жалел, но людей жалел. Примером может быть хотя бы такой случай. Вышеупомянутый Юрочка как-то отправился на свидание, прихватив поэта К. Однако вскорости заявился обратно, злой и раздраженный.

– Представляете, являются две фифи наштукатуренные, консерваторки, мать их так! Ну я первым делом: «А деньги, девушки, у вас есть?» Одна говорит: «Нет, только на метро». А другая роется в сумочке и заявляет: «Вот, дала мама семьдесят копеек на мороженое…» – И всё?! – говорю. «Всё!» – отвечают. Забрал я эти гнилые медяки и говорю: – Да как вам не стыдно с такими страшными рожами без денег на свидания к порядочным людям ходить?! И вы думаете, что какой-то дурак на вас польстится? Да вас давно на помойке закапывать надо!..

Помнится, кое-кто из нас весьма возвеселился этому рассказу, почти до упаду. Но не Рубцов. Он поскучнел и резко сказал:

– Так нельзя! Нельзя так издеваться над людьми! Глупые вы ребята! Дураки безмозглые! Жалеть будете!..

Что ж, он прав: многие жалеют о своей забубенной молодости, а многие, увы, уже не жалеют, но безысходно скорбят в мире ином. И жалеет ли кто их в мире этом – неведомо…

Вот такие лихие годы были, веселые и страшные. И откровенно скажу: если бы дали возможность пережить вновь это время, то не уверен, хватило бы на второй раз воли и сил. Но уверен, что так и осталась бы нераскрытой «Кровавая тайна дырявого мешка картошки с Останкинского мясокомбината».

Да что – стихи?! Они не кормят,

Лишь только поят иногда.

И все-таки надо, чтобы стихи кормили не только читателя, а напиться и без стихов можно в любое время дня и ночи.

О, гонорары наших младых лет! О, заветное – «…сумма прописью!»

Ну, признайтесь честно – у кого сладостно не сжималось сердце при виде авторского договора или перед заветным листом гонорарной ведомости?! И не надо делать постные, бескорыстные физиономии.

Не надо фальши, не надо показного бессеребреничества! Гонорар – это нечто метафизическое, а не рядовое вознаграждение за труды праведные. Если, конечно, это настоящий гонорар, а не символический. На нынешние гонорары, увы, можно зубы на полку класть.