Лев Котюков - Черная молния вечности (сборник)

А то, что несколько одиноких, немолодых людей организовали кружок по изучению философского наследия Бердяева в Тамбове или и Хабаровске – не залог спасения. Одинокие, бедные, образованные, тихие люди или переженятся, или устало перемрут. И никто никого не спасет.

И вообще – не надо спешить окончательно спасать Россию. Не надо быть эгоистами… Надо и о потомках думать, дабы и у них была возможность отличиться на ниве спасения.

Вопрос спасения России был, есть и будет открытым. И никогда не закроется, и не разрешится, – иначе это будет совсем не Россия.

Но с неведомых пор вполне прилично укоренилась этакая идиотская грёза, что в провинции, в тиши-глуши, самое надежное прибежище гениям и талантам.

Имея в виду провинцию, сказал старший товарищ Рубцова, замечательный русский поэт Владимир Соколов. К сожалению, тоже преждевременно ушедший от нас. Добрейший человек, который не только оделял нас похмельными трешками, но и название книги «Звезда полей» подарил Рубцову.

Оно, конечно, так – «…Вдали от всех парнасов…» Да не совсем так. Совсем не так!

У нас не Германия, где при виде шествующего гения по чистой, узкой улочке маленького городка жители замирают и почтительно снимают шляпы. Так было во времена Гете. Кстати, не стоит забывать, что великий Гете еще был и министром в отличие от наших бездолжностных гениев. Впрочем, ныне в Германии от благополучия – напряженка с гениальными поэтами, но это уже другая тема, – и опустим ее ради краткости изложения.

Россия, к счастью, а может быть, к несчастью, – не Германия. В нашем гигантском отечестве испокон рождались гении в провинциях, а умирали в столицах. За редким исключением, подтверждающим правило. Как говорится: не нами заведено – не нам и отменять.

Но будоражили и будоражат вечнозеленые умы прекраснодушные мечты о провинциальном рае. Будоражат и советы антисоветские порождают:

«Задохнешься, Колюня, в Москве-то!.. Задушит тебя она, подлая… Езжай-ка, старик, в Вологду, а еще лучше в Тотьму-Потьму… Там Русь-матушка, там подпитаешься соками-водами… Там, брат, хорошо!..»

Хорошо там, где нас нет! О-о-очень даже хорошо! Но без нас, многогрешных.

Нет, граждане советчики-антисоветчики, пить надо все-таки меньше!

В провинции жить большим поэтам, мягко говоря, противопоказано. Они постоянно на виду губернской или, еще хуже, уездной публики. Они в неотступном кругу праздного, да и чего уж там, завистного, ущербного внимания.

– …А этот-то! Ну, Рубцов. Вчерась еле до дома дошел, по заборам карябался. И баба при нем бродячая тоже без просыху. Подумаешь – знаменитость! Да чего он там напишеть?!.. Пьянюшка!..

Или чуток интеллигентней, но не менее злей:

– …Люмпенизированное создание. А от этого – нежелание быть цивилизованным человеком. Элементарное отсутствие внутренней культуры. А стихи? Примитивная спекуляция на патриархальности. Да разве могут такие, как он, быть наследниками традиций Тютчева и Фета! Абсурд!

Действительно, полный абсурд. Лучший поэт России не имеет собственного угла в родном отечестве – и с детдомовских лет неприкаянно скитается по городам и весям почти до самой смерти.

Направленный всевидящий луч неустанно следует за усталым актером по тусклой, пыльной провинциальной сцене, – и нет спасения и схрона от сего слепящего, пронзающего, беспощадного ока. В провинции большому поэту сподручней не только создавать шедевры, но и сходить с ума, вешаться, стреляться, спиваться, в лучшем случае.

Думая о Рубцове, я всегда вспоминаю гениального его земляка Константина Батюшкова, безжалостно брошенного демонами в омут безумия. И нет утешения моей душе. И комом стынут в горле слова: «Россия, Русь! Храни себя, храни!..»

Возвращение гения к истокам есть смерть. Гений – это вечное метафизическое возвращение, – и потому, наверное, гибельно перенесение сего действа в план бытовой, физический. Рубцов давал себе четкий отчет по поводу вероятного печального исхода:

Он обладал природным даром ясновидения – и оттого, в первую очередь, и уже от бездомства, во-вторую, так отчаянно цеплялся за проживание в чудовищном общежитии Литературного института.

О, Боже, что ему виделось в тяжелых, предсмертных снах наяву?! Неужели смерть явила ему лицо свое в стенах нашего студенческого дома?! О, Боже, отчего он не разминулся с ней в пустом, полночном коридоре?!