Дмитрий Гордон - Виктор Суворов - исповедь перебежчика

— Понимаешь, об этой части истории нам крайне мало известно, и судить, что было да как, невероятно трудно. К нам информация поступала всегда от врагов ОУН-УПА, а не от друзей, но сталинский режим был сатанинским, и перед теми, кто против него воевал, я действительно снимаю со своей лысой головы шляпу. О какой вообще объективности речь, если повсюду у вас памятники Ленину, который Украину продал, просто сдал кайзеру? Не удивительно, что человеку, который против советской власти восстал, могут много чего приписать — как мне приписывают. На мой взгляд, Шухевич заслуживает уважения, поэтому хотите считать, что я украинский националист, — пожалуйста, но если бы кто-нибудь бросил вызов этому режиму под каким-то другим флагом, присоединился бы и к нему. Нет, на самом деле жовто-блакитного флага у меня тогда не было — это уже потом надо мной распростерся «Юнион Джек».

— Это правда, что Берия с Жуковым подготовили указ о выселении украинцев, но Сталин их вовремя остановил?

— Такой документ я встречал, однако комментировать его не могу: на этот счет есть различные мнения. Я не историк, но все-таки бывший разведчик (хотя бывших, говорят, не бывает), и с моей точки зрения, появление каждого документа, особенно такого спорного, требует объективной проверки. У нас это называлось «колоть тумбочку» — то есть выяснить, из какой эта бумага заначки, а значит, нужно историю ее проследить.

— …цепочку.

-..да, и пока возможности такой не имею, сказать, было это или же нет, не берусь. Впрочем, исходя из чисто нашей, шпионско-разведывательной, логики, это вполне реально. Если крымских татар можно погрузить в товарные вагоны и вывезти в Казахстан, то почему украинцев нельзя? Есть же свидетельство Хрущева, который на съезде где-то признался, что Сталин не сделал этого только лишь потому, что их (то бишь украинцев) слишком много. В интернете посмотри — это высказывание найдешь, и логика тут и вправду присутствует.

— «Я, — пишешь ты, — спрашиваю у Генпрокурора Украины: чем перед Родиной провинился? Я вышел из состава СССР, Украина пошла за мной.»

- … правильно.

— «…так в чем же моя вина? Я блудный сын Украины, и хотя своим она меня признавать не желает, я терпеливый. Когда-нибудь Украина войдет и в НАТО, и в семью европейских народов — рано или поздно пойдет по пути, по которому прошел предатель Резун. Можете смеяться, но я первый украинец, который вступил в НАТО и в Европейский союз».

— а разве не так?

— У меня в связи с этим вопрос: ты хочешь вернуться домой, в Украину?

— Ну а как же?

— То есть сегодня, если Президент или Верховная Рада определят, что Владимир Резун не является по отношению к Украине предателем и наша страна не преследует якобы предавших Советский Союз людей, ты возвратишься.

- … конечно.

— …и будешь в Черкассах или в Черкасской области жить?

— Наверное, нет, потому что это создаст для Украины большие проблемы, станет вызовом (да еще и каким!) России, но я мечтаю приехать на могилу отца. У Тани моей есть брат, а у него семья, дочка — девочке скоро восемнадцать лет исполняется, и я поздравляю ее, желаю ей счастья. Да, наши корни там, но я не хотел бы, чтобы за мной дома охотились или чтобы Украина меня охраняла.

— Виктор, это интервью прочитает множество людей, от которых зависит принятие решений: народные депутаты, возможно, и Президент. Что бы ты хотел им сказать и о чем попросить?

— Я ни о чем никого не прошу. Если Украина считает, что я свой, — прекрасно, нет — ну что поделаешь? Мой выбор сделан: я спасаю честь своего народа — как украинского, так и русского, потому что мать у меня русская, а отец украинец. Меня иногда спрашивают: ты русский или украинец? — но это все равно, что допытываться: ты кого любишь больше — отца или мать? Если Украина признает своим, буду, соответственно, украинцем: я и к официальному Киеву пару раз обращался, даже с послом беседовал.

Однажды я написал Генеральному прокурору Болгарии (тогда этот пост занимал господин Иван Татарчев) и прямо спросил: перед Болгарией я виноват или нет? Он немедленно мой телефон отыскал и позвонил: «Жену свою под мышку бери — я вас в аэропорту прямо встречу» (это октябрь девяносто шестого года был). Прилетаем в Софию, Татарчев меня спутнику представляет: «Знакомься!» — «А это кто?» — «Главный военный прокурор Болгарии генерал-майор юстиции Николай Колев». — «Здрасьте-здрасьте!». Повезли меня в город, охрану приставили: помню, ее начальником был Цветан Цветанов — здоровый такой мужик. Я: «Ничего мне не надо». — «Нет-нет, ты наш гость. Болгария признает: в том, что мы сейчас без большого брата живем, и твоя есть заслуга, поэтому ты наш брат!». Заходим в ресторан, открывается дверь, а там ансамбль болгарской армии. Как грянул: «Три танкиста, три веселых друга.»