Дмитрий Гордон - Виктор Суворов - исповедь перебежчика

— До этого такой песни сложить не могли: нельзя называть человека маршалом, если он генерал (по головке за это бы не погладили), а после 22 июня никто ее уже не вспоминал. Вдумайся в эти слова: «Мы идем вперед с боями, и куда ни погляди, Тимошенко вместе с нами, Тимошенко впереди». Мы на восток еле ноги уносим, а Тимошенко впереди? Или как это понимать?

— А действительно, как?

— Песня просто заранее заготовленная. В течение года на смену прежнему культу Ворошилова постепенно пришел культ Тимошенко, который должен был повести армию к победам (едва враг и вправду напал, полководца почему-то воспевать перестали). Такая же история с песней «Великий день настал» Шостаковича — допустим, пишет ее гражданин Шостакович, а тут: тук-тук-тук! «22 июня — это для вас великий день настал, сэр?». Повязали бы, как пить дать, но это же было утверждено. Нашел я и кусочек плаката «Родина-мать зовет!» — к печати подписан 15 марта 1941 года, а почему мы бежали? Да потому, что подготовка к наступлению прямо противоположна подготовке к обороне.

— Понятно — концепции разные …

— В корне. Вот смотри: предположим, я куда-то пришел, спустил штаны и к чему-то готов — например, к инъекциям в задницу, а в другой ситуации спущенные штаны означают как раз неготовность убежать. В следующей книге (давно написанной и, надеюсь, она скоро издана будет) есть у меня фотография: французская танковая дивизия, сорок четвертый год. Один из батальонов готовится к наступлению, и танки впритык, впритык — колонной по три-четыре стоят, а правее автомашины крытые. Сразу же догадаться можно — в них топливо и боеприпасы, потому что танки вот-вот — и рванут вперед, и я говорю: «Сюда бы один пикирующий бомбардировщик. Они тут так в кучу, в кулак собраны, что промахнуться нельзя: одна бомба упадет — и разразится жуткая катастрофа».

Ну а рядом у меня следующая картинка: сорок первый год, немцы какие-то на лошадях едут, и поля сгоревшей советской техники. Такие кулаки создаются для нанесения удара, а если мы обороняться планируем, танки рассредоточим: один здесь, другой там. В один попасть очень сложно, а попадешь, ну и Бог с ним.

— …а в скопление …

— запросто, и вот как громыхнули гитлеровцы по всем нашим скоплениям.

— Красная Армия, выходит, готовилась к наступлению, а пришлось отступать, и из-за этого …

- … случился обвал. Впрочем, не только по этой причине — тут ситуация падающего домино постоянная. Допустим, все наши аэродромы к границе придвинуты, а немцы, поскольку никакой обороны у нас нет, быстро их заняли. Там между тем бомбы остались, запчасти для танков: мы отходить начинаем, а ремонтировать технику нечем, в баки заливать тоже нечего. Если бы склады, где сложены сапоги, сухари, сало, за Днепром были — это одно, а мы бежим и танки бросаем, потому что у нас нет бензина.

Ну и еще. Какой-то человек мудрый сказал, что планы Сталина были планами народа, и когда произошло все не так, как ожидали, случился душевный надлом. Представь, мы с тобой экзамен идем сдавать — сопромат.

— Не дай Бог!

— Приходим, а нам говорят: «Да не сопромат сегодня, а анатомия пингвина», но мы к этому не готовы — плана-то никакого нет.

«Какой же должна быть нелюбовь к режиму, если поставленные перед выбором между Гитлером и Сталиным советские люди выбирали немецкого фюрера — вот что страшно!»

— Почему немцы не взяли Москву?

— Прежде всего потому, что Германия была к войне не готова.

— Не готова?

— Конечно. Спроси любого футбольного тренера, какая из двух команд, которые сегодня играли, готова, а какая нет: он ответит тебе, что закончился матч со счетом 5:0 — все! Гитлер покончил жизнь самоубийством — готов оказался, да? Ну, давай за язык тебя потяну, и ты это подтвердишь.

— Почему же они не вошли в Москву, на подступах к которой стояли? Сколько там оставалось? Семнадцать километров до городской черты и двадцать семь — до Кремля.

— До Москвы немцы на последнем дошли издыхании, все ресурсы растратив. Ну, смотри: у нас двадцать пять тысяч танков, а у них — лишь три тысячи, у нас танки с противоснарядным бронированием имеются, а у них нет, мы на дизелях, а родина Рудольфа Дизеля всю войну — без. У нас штурмовики есть бронированные, — мало, но есть! — а у них ни одного, у нас на Т-34 стоит пушка (по баллистике — как дивизионная), а у них или обрубок, или тридцать семь миллиметров: это же ужас полный! Да если бы немцы были готовы к войне, завершили бы ее где-нибудь в районе Владивостока, и как это они готовы, если всерьез рассчитывали: за три месяца все захватим. Я говорю: постойте. Ну, вошли бы в Москву. Опыт уже есть — брал ее Бонапарт, а дальше-то что?