Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри

Надо учитывать, что наше общение со внешним миром осложнялось из-за многочисленных механизмов анонимизации и безопасности. Имейлы отправлялись не с наших ноутбуков, а с удаленного компьютера, и эта замедленность страшно нервировала. Когда ты что-то печатал, слова появлялись на экране с большим опозданием. Тем не менее Джулиан желал работать стремительно и вслепую. «Работа без оптического контакта – это одна из форм совершенства, это победа над временем», – объяснил он мне однажды. Он справлялся со своим заданием быстрее, чем его компьютер.

Нам уже приходили пожертвования на наш счет в PayPal, и мы периодически благодарили людей. Мы писали им, как важна нам их поддержка и что они вкладывают деньги в свободу информации. Мы по очереди сочиняли эти письма, и вот настал черед Джулиана.

Итак, он сидел на моем диване, завернувшись в два одеяла, и писал. Он ритмично бил, стучал и щелкал по клавишам неподалеку от меня, пока наконец его ария не оборвалась тихим «Черт дери!». Джулиан допустил ошибку. Письмо предназначалось для многих получателей, и потому надо было поставить их в «скрытую копию», чтобы люди не видели адресов других жертвователей. Именно здесь Джулиан ошибся. Но почта уже была отослана.

Так в феврале 2009 года появилась первая и единственная наша собственная утечка. Ответы на подобное изъявление благодарности не заставили себя ждать.

«Будьте добры впредь использовать для имейлов подобного типа опцию „скрытая копия“, или Blind Carbon Copy (BCC)…» Или: «Если в ваши планы не входила утечка 106 адресов людей, которые вас поддерживают, то я посоветовал бы пользоваться BCC». Кто-то предлагал: «Если вам пока не знакома разница, не стесняйтесь спросить у меня, я с удовольствием проведу для вас мастер-класс».

Джулиан написал извинение. Джулиан? Нет, Джей Лим, наш правовой эксперт из отдела пожертвований (WikiLeaks Donor Relations).

Случай любит подшучивать над людьми. Среди жертвователей, которых мы благодарили в тот раз, был некий Адриан Ламо – довольно известный экс-хакер, позднее способствовавший аресту нашего предполагаемого информатора Брэдли Мэннинга.

«Смотри, вот поганец!» – воскликнул Джулиан, проверяя почту.

Я заглянул в наш ящик. Там лежал новый «секретный документ». Кто-то переслал нам список наших собственных дарителей в качестве официальной утечки, снабдив его довольно неприятным комментарием. Обычно мы не знаем наши источники. Но Ламо потом сам признался, что это он воспользовался нашей ошибкой. Как ни крути, надо было это вывешивать.

Интересный вопрос. Мы уже рассуждали, как поступить, если придется обнародовать информацию о нас самих. Решили единодушно – надо публиковать и плохие новости. Пресса отреагировала хорошо. Это был честный и последовательный поступок. Никто из жертвователей не жаловался.

Джулиан вел себя порой так, будто его растили не люди, а волки. Если я готовил для нас двоих, то еда не делилась поровну. Кто быстрей ухватит – тому и доставалось больше. Если лежали четыре ломтика колбасы, он съедал три, оставляя мне один, потому что я замешкался. Такое поведение было мне в новинку. Я задумался: может, я чересчур мелочен? Мне приходили в голову мамины фразы вроде: «Можно было, по крайней мере, сначала спросить».

Мы оба любили красное мясо и сырой фарш с луком. Если я был медленнее Джулиана, то потому, что любил сделать бутерброд с хлебом, маслом и колбасой, а Джулиан поглощал продукты в чистом виде, ничего не смешивая. Он ел или только мясо, или сыр, или шоколад, или хлеб. Если ему казалось, что организму не хватает цитрусовых, он съедал подряд несколько лимонов. А такое могло стукнуть ему в голову среди ночи, после голодного дня.

Причем нельзя сказать, будто он не имел никакого представления о хороших манерах. Он бывал очень мил и вежлив, если хотел. Он вел себя любезно с моими гостями, пусть даже незнакомыми ему, провожал их до самой улицы.

А еще Джулиан был параноиком. Тот факт, что мой дом находится под наблюдением, даже не обсуждался. Поэтому нам нельзя было вместе уходить и возвращаться. Какой был в этом смысл? Если кто-то на самом деле задался бы целью следить за моей квартирой, он наверняка бы выяснил, кто там еще живет.

Если мы вместе выбирались в город, то Джулиан настаивал, чтобы мы возвращались по отдельности. Он шел налево, я – направо, и в результате я долго ждал его дома, потому что он всегда терялся. Я никогда не видел человека, который бы так плохо ориентировался. Он заходил в телефонную будку, а когда выходил, то уже не помнил, с какой стороны пришел. Он умудрялся регулярно проходить мимо моей двери. И этот человек стремился к конспирации! Трудно вообразить себе более заметного персонажа, чем Джулиан, когда он, озираясь по сторонам, бегал туда-сюда по улицам до тех пор, пока я не выходил ему на помощь.