Валерий Панюшкин - Рублевка - Player’s handbook

Он не издевается. Не пытается оскорбить шеф-повара или владельца ресторана. Он ведет себя как трендсеттер — нарушает горизонтальные правила: будучи миллиардером, идет в дешевый ресторан, а придя в ресторан, славящийся своим шеф-поваром, заказывает просто резаные овощи, которые курьер мог бы принести из ближайшего «Макдоналдса». Чудит, одним словом. Но этому же самому Абрамовичу даже и в страшном сне не привиделось бы чудить, когда Путин на два срока отправил его в ссылку губернатором Чукотки — поехал как миленький и всерьез заботился о благосостоянии чукчей. И тот же Абрамович беспрекословно оплатил контракт футбольного тренера Гуса Хиддинка, когда Путину (не президенту уже, но все же верховному властителю страны) стало нужно, чтобы российская сборная попала на чемпионат мира по футболу. Потому что горизонтальные правила следует нарушать ежеминутно, а вертикальную субординацию — никогда. Те, кто нарушал вертикальные правила, — в изгнании или в тюрьме.

Вот в аналогичном случае, за обедом житель Николиной Горы, богач и тверской губернатор Дмитрий Зеленин. В салате обнаруживает червяка. Пишет немедленно в твиттер, что подали, дескать, салат с червяком, и размещает фотографию червяка и салата. Беда только в том, что обед происходит в Кремле. Согласно «правилу зеркала», Зеленину следовало бы благодарно съесть червяка, раз уж его подали, или, по крайней мере, не болтать о конфузе. И результат — отставка. Возможно, не из-за одного червяка, возможно, и другие претензии накопились у президента к Зеленину, но факт тот, что губернатор был отправлен в отставку после инцидента с червяком. А медиамагнат Владимир Гусинский явился однажды к премьер-министру Михаилу Касьянову, попросил списать государственный кредит и получил отказ. Вместо того чтобы поинтриговать, найти могущественных союзников, дождаться удобного момента, Гусинский в отместку растрезвонил по всему своему телеканалу НТВ, что Касьянов, дескать, берет взятки по два процента с каждой сделки, которую визирует. Дескать, в правительстве, сказал журналистам Гусинский, Касьянова так и зовут — Миша-Два-Процента. Шутка пошла гулять. Сатирик Виктор Шендерович раз пятьсот пошутил про два процента в своем эфире на НТВ. И все бы ничего. Прежде и кредиты Гусинскому списывали, и Шендеровичу позволяли шутить довольно жестко. Но тут нашла коса на камень, нарушено было «правило зеркала»: Гусинский не сам напал на Касьянова (притом что политический вес медиамагната в те времена был сопоставим с политическим весом премьера), а холопа отправил. Это запомнили, и при первой возможности Гусинский оказался в тюрьме. Точно так же в тюрьме и все за то же нарушение «правила зеркала» оказался нефтяной магнат Ходорковский, когда у президента на совещании по борьбе с коррупцией попытался бороться с коррупцией, употребляя слова «все мы виноваты». Как все? И президент?

В тюрьме закончил свои дни юрист компании Hermitage Capital Сергей Магницкий, когда попытался раскрыть коррупционные схемы партнеров, облеченных властью. Это не была борьба равных, это низший напал на высшего, причем не с пустопорожним оппозиционным лаем, а с юридическими доказательствами в руках. Нарушил «правило зеркала».

Наконец, возвращаясь к телевидению, вспомним, как уволен был с телеканала НТВ ведущий аналитической программы «Намедни» Леонид Парфенов. Уж сколько ему прощалось. Но тут Парфенов в прямом эфире сделал интервью с Маликой Яндарбиевой, вдовой бывшего чеченского президента, убитого российскими спецслужбами. Нарушил «правило зеркала» тем, что привлек к политической борьбе бабу. Тогда как женщины в Большой Рублевской Игре неизменно почитаются низшими существами и (за редчайшими исключениями) не говорят.

Во всяком случае, не говорят на трендсеттерском языке.

27. Трендсеттерский язык, манера говорить — это предмет особый. Ночь уже, тишина, пустой дом, темный сад за окнами, про который мы знаем, что трое вооруженных людей где-то там в темноте охраняют периметр. Банкир Петр Авен водит меня по комнатам, показывает коллекцию живописи и спрашивает время от времени, указывая на какую-нибудь картину на стене: «Знаете, кто это?»

Я пожимаю плечами. Я не узнаю человека в очечках и с бородой на портрете, судя по всему, начала XX века. Мало ли там их было в очечках и с бородой. Они все были в очечках и с бородой. Если бы на человеке был военный френч, тогда я бы сказал… Может быть…

— Троцкий! — улыбается Авен, прежде чем я успеваю высказать догадку. — А это знаете что? Почему рваное?