Валерий Панюшкин - Рублевка - Player’s handbook

С этого дня жизнь адвоката Антона Дреля переменилась. Из аккуратного составителя бумаг он превратился в политика, в шпиона, в Мату Хари, в подпольщика, в организатора сопротивления — в кого угодно, только не в хладнокровного юриста, ибо юристы здесь, на Рублевке, никогда не бывают своим клиентам просто советчиками, а бывают для них лазутчиками — или за них заложниками.

Кроме обычной адвокатской работы (оспаривать в суде арест Ходорковского, собирать группу адвокатов, присутствовать на допросах, ходить в следственный изолятор, писать жалобы) Дрелю приходилось еще и передавать от подзащитного просьбы и распоряжения на волю, задавать подзащитному вопросы, которые хотят задать известные журналисты, налаживать переписку подзащитного с внешним миром, гласную и негласную, говорить от имени подзащитного с обществом, вести от имени подзащитного переговоры черт знает с кем, представляющимся переговорщиком от власти.

Всю эту деятельность, больше похожую на шпионское кино, Антон вел несколько лет. И все это время внимательно оглядывался, следил за знаками, ловил намеки. И однажды… Однажды адвокату Антону Дрелю передали из прокуратуры очередной том материалов по делу Ходорковского. В этих материалах (можно было бы подумать, по ошибке стенографистки) Антон Дрель именовался не адвокатом, а обвиняемым. Много раз: «обвиняемый Ходорковский в присутствии обвиняемого Дреля показал, что…» Непривычный к Игре человек пошел бы в прокуратуру и потребовал переписать документы. Сказал бы: «У вас тут ошибка, я не прохожу в качестве обвиняемого, я адвокат». Но Антон в Игре пообвык. Антон понимал, как это бывает, когда одним росчерком пера адвокат обвиняемого переквалифицируется в сообщника, после чего его арестовывают непосредственно здесь, в кабинете следователя. Еще не было нашумевшего дела юриста Магницкого, который по делу своего клиента был арестован и погиб в тюрьме. Еще не переквалифицировались в обвиняемые другие юристы ЮКОСа Василий Алексанян (погиб, отсидев долгий срок) и Светлана Бахмина (отсидела долгий срок, родила в тюрьме ребенка и только после этого была отпущена под нажимом общественности). Этих вопиющих случаев еще не произошло, но более мелкие прецеденты имелись.

И Антон Дрель совершенно однозначно понял эту как бы случайно вкравшуюся в протокол «ошибку переписчика».

Единственное слово «обвиняемый» Дрель вместо «адвокат» Дрель явило собою намек. Прокурорские предупреждали Антона, выдвигали ему ультиматум. «Ошибка переписчика» означала: «Бросай это дело, уезжай отсюда, иначе мы живо переделаем тебя из адвокатов в подозреваемые — так же легко, как поменяли одно слово на другое в протоколах допроса». Антон собрал жену и дочек, уехал в Лондон, перестал отвечать на звонки с незнакомых телефонных номеров, перестал встречаться с незнакомыми людьми. И без особой необходимости никому на свете не говорит больше, где теперь живет.

20. Таковы правила. Неписаные рублевские правила. Соперника, врага, конкурента можно засадить в тюрьму по сфабрикованному делу, если имеешь на то силы и средства, но следует и предупредить заранее. Антон Дрель был предупрежден. Михаил Ходорковский был предупрежден перед посадкой. И всякий рублевский Игрок, которому предстояло попасть в жернова нашей судебной системы, бывал предупрежден заблаговременно. По правилам: если внял предупреждению, успеваешь уехать в Лондон и жить там спокойно. Не внял — попадаешь в тюрьму на практически бесконечный, всякий раз увеличиваемый срок. Таковы правила. Полный свод рублевских правил недоступен, нигде не записан, не выводим ни из какого разумного основания, неохватен, обновляется ежеминутно. И будучи Игроком, надо неустанно следить за тем, как правила обновляются. Не уследишь — проиграл.

Вот автор этих строк встречается с ресторатором Аркадием Новиковым поговорить про успешное рестораторство, а Новиков считывает его, то есть меня, будто книгу. Мокасины Tod’s, джинсы Levi’s, рубашка Etro, на запястье вместо часов цветные веревочки, повязанные, помнится, уличным марокканским торговцем в Турине — одет по правилам. Успешный журналист, и одет в карнавальный костюм успешного журналиста. Если бы у меня на руке были дорогие часы, Новиков бы отметил про себя — не по правилам. Если бы я носил костюм, шитый на Сэвил-роу, и это Новиков отметил бы — не по правилам. И если бы я был одет не по правилам, это значило бы, что либо я правил не понимаю, и тогда говорить со мной бессмысленно, либо я пытаюсь ввести собеседника в заблуждение — и тогда говорить со мной опасно. Но я одет по правилам. И, стало быть, беседа пойдет по правилам: я задам вопросы, которые мне интересны — Новиков даст ответы, которые ему выгодны.