Яков Рабинович - Почему евреи не любят Сталина

В любом случае кладбища — это опять-таки память о жертвах.

Местами памяти не становятся объекты инфраструктуры террора в городах — сохранившиеся здания областных и районных управлений ОГПУ/НКВД, здания тюрем, лагерные управления. Местами памяти почти не становятся объекты промышленности, возведенные трудом политзаключенных, — каналы, железные дороги, шахты, заводы, комбинаты, дома. Очень просто было бы превратить их в «места памяти» — достаточно всего лишь повесить мемориальную доску у проходной завода или на железнодорожной станции.

Еще один канал снабжения массового сознания историческими концепциями и образами — культура в наиболее массовых формах бытования, прежде всего телевидение. Телевизионные передачи, посвященные сталинской эпохе, довольно многочисленны и разнообразны, и гламурный просталинский китч вроде сериала «Сталин-life» конкурирует на равных с талантливыми и вполне добросовестными экранизациями Шаламова и Солженицына. Телезритель может выбирать предпочтительные для него способы прочтения эпохи. Увы, судя по всему, доля тех, кто выбирает «Сталин-life», растет, а тех, кто выбирает Шаламова, — падает.

Естественно: зритель, чье актуальное мировоззрение формируют антизападная риторика и бесконечные заклинания телевизионных политологов о великой стране, которая со всех сторон окружена врагами, а внутри подрывается «пятой колонной», не нуждается в подсказках, чтобы выбрать для себя тот образ прошлого, который лучше всего соответствует этому мировоззрению. И никакими Шаламовыми-Солженицыными его не собьешь.

Наконец, едва ли не самый важный институт конструирования коллективных представлений о прошлом — школьный курс истории. Здесь (а также в значительной части публицистических и документальных телепередач) государственная историческая политика, в отличие от многого, о чем говорилось выше, вполне активна. Ее характер, впрочем, заставляет задуматься над тем, что пассивность по отношению к исторической памяти не столь опасна, как использование истории в качестве инструмента политики.

В новых учебниках истории присутствует тема сталинизма как системного явления. Казалось бы, достижение. Но террор выступает там в качестве исторически детерминированного и безальтернативного инструмента решения государственных задач. Эта концепция не исключает сочувствия к жертвам Молоха истории, но категорически не допускает постановки вопроса о преступном характере террора и о субъекте этого преступления.

Это не результат установки на идеализацию Сталина. Это естественное побочное следствие решения совсем другой задачи — утверждения идеи заведомой правоты государственной власти. Власть выше любых нравственных и юридических оценок. Она неподсудна по определению, ибо руководствуется государственными интересами, которые выше интересов человека и общества, выше морали и права. Государство право всегда, по крайней мере до тех пор, пока справляется со своими врагами. Эта мысль пронизывает новые учебные пособия от начала и до конца, а не только там, где речь идет о репрессиях.

Итого: как видно из всего сказанного выше, мы можем говорить о памяти раздробленной, фрагментарной, уходящей, вытесненной на периферию массового сознания. Носители памяти о сталинизме — в том смысле, который мы вкладываем в эти слова, — сегодня в очевидном меньшинстве. Остается ли у этой памяти шанс стать общенациональной, какие знания и какие ценности должны быть для этого усвоены массовым сознанием, что надо здесь делать — это предмет отдельного разговора. Ясно, что необходимы совместные усилия — и общества, и государства. Ясно также, что историкам в этом процессе принадлежит особая роль, на них же падает и особая ответственность.

Говорят: кому безразлично происходящее на родине, тот недостоин благополучной жизни в эмиграции. Внимательно наблюдая за событиями в России, невольно приходишь к выводу, что сталинизм возвращается. Об этом на встрече с Путиным открыто заявил главный редактор Радио «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. В ответ президент недовольно поморщился и нервозно возразил: «У нас ведь не 37-й год». Для людей старшего поколения Сталин ассоциируется с его борьбой против «безродных космополитов». Уже стояли на путях теплушки, в которых по готовым спискам евреев-«космополитов» должны были отправить в холодные бараки в «места не столь отдаленные». В отличие от Гитлера, «вождь народов» собирался таким способом «гуманно» «окончательно решить еврейский вопрос». Но в соответствии с учением Торы очередной Аман сдох именно в праздник Пурим. Известно, что в молодые годы враг царизма Коба был главарем банды, а позже стал членом РСДРП. В то время он говорил, что, мол, среди большевиков в основном русские, а у меньшевиков слишком много евреев и поэтому надо совершить хороший погром. Впоследствии, ограбив вместе с Камо банк в Тифлисе, он передал внушительную часть средств Ленину, который, в отличие от меньшевиков, подчеркивал, что «революцию в белых перчатках не делают». Не погнушавшись таким финансовым вливанием, Ленин в 1903 г. отделился от меньшевиков, оформил свою партию большевиков и сделал Сталина членом ее ЦК. Когда же в 1927 г. Сталин получил всю власть в стране, он одного за другим уничтожил всех евреев-ленинцев, начиная с Каменева и Зиновьева и кончая Троцким. Тем не менее Сталин имел при себе и «преданных без лести» евреев типа Кагановича, Мехлиса или Эйтингона, готовых выполнить любое его указание.