Александр Белов - Молот Радогоры

Может показаться, что отрицание традиции способно разрушить связь человека с национальной культурой. В желании сохранить свою независимость народ хватается за традицию как за спасательный круг. Однако, детальное изучение традиции говорит в пользу того, что она, напротив, подвергает народ опасность потерять свою историческую самобытность.

Взять, к примеру, русских. Православие — один из ярких примеров традиционализма. Благодаря православию, из 180 имен, которыми русские нарекают своих детей, 175 привнесены извне. Они имеют греко — иудейское происхождение. Православные праздники также не имеют никакого отношения к славянскому происхождению. Например, «светлое Христово Воскресение» происходит от древнееврейского праздника Пейсах, а «рождество Христово» как идея прямо заимствовано и происходит от символического рождения «воскресающих» богов Митры и Аттиса.

Более того, именно православная традиция была сконцентрирована на идейном уничтожении собственно славянских и подлинно народных культов.

Сейчас уже трудно представить себе, что традиционная русская еда — картошка и традиционное русское чаепитие имеют к нашей истории такое же отношение, как упоминаемые выше матрешки и балалайки. Мы едим, пьем, рождаемся, живем, умираем вовсе не так, как это делали наши предки. Ну что же. Разве от этого, мы стали менее русскими? Каждый миг нашей жизни наполнен чужим обрядом, ставший русским традиционализмом.

Мы ждем зиму часто только потому, что она таит в себе особые чары новогодней ночи. Засыпанной снежной пылью, с теплыми пятнами оконного света. Оранжевыми, красными, желтыми. Кто сейчас уже может допустить мысль, что все это чужое, искусственное, привнесенное? Ведь наши предки связывали наступление нового года с весенним пробуждением природы.

Мы начинаем отсчет каждого нового дня в полночь, хотя еще несколько веков назад это делали по восходу солнца. И так было тысячелетия.

Мы говорим языком, половина которого поглощена иностранщиной. Чужая речь продолжает снабжать его «рейтингами», «дивидендами», «инвестициями» и тому подобным. Но кто сейчас задумывается, что слова «диван», «пальто», «машина», «вокзал», столь привычные для нашего уха, осели в русском языке сравнительно недавно? Разве мы стали менее русскими с их появлением? Но ведь возможен и другой традиционализм, подлинно исторический. Он имеет и свое название — тоже, кстати, нерусское — «фольклор».

Однако, фольклор будет являться только наиболее декоративной частью исторической реальности и внешнего вида естественно — исторического развития нации. Он застыл во времени, фотографически схватив какой-то один момент в становлении образа народа. Этот традиционализм не оценивается ни с точки зрения практической ценности, ни как явление, соотносимое с категорией бесценного. Мы по большей мере заставляем себя осознавать его полезность, чем находим эту полезность в реальном проявлении. Обычно мотивируя свой интерес к фольклору утверждаем, что без его прошлых лет нет будущего, мы, тем не менее, с трудом представляем себе, как могла бы Россия остаться без будущего, не сохрани она в своей памяти вологодские страдания под гармошку.

Нет, у исторического традиционализма другая роль. Он вполне прагматичен, поскольку заряжен историческим опытом нации и отражает это опыт в соединимой с народом форме. Что, к примеру, может сегодня углядеть обыватель в древнем языческом празднике Купалы? Только экзотику. Найдите хотя бы одного специалиста — этнографа, способного объяснить подлинную идею этого праздника. Все в один голос ответят: «Летнее солнцестояние…»

Она куда прагматичнее. Обряд проводится на соединении биологических ритмов активности солнца и луны. Солнцестояние длится почти неделю, но полнолуние совпадает только с одним его днем. На этот день и приходится купальский праздник. Он влияет на физиологическую моторику мужского и женского организма и наиболее благоприятен для зачатия потомства. Вот и все объяснение. Остальное — всего лишь спектакль, на который и купились исследователи. Фольклор — это тоже спектакль, зачастую утративший связь со своей рациональной основой.

Даже законы приготовления пищи и подбора продуктов питания обоснованы действием биологических законов, а никак не прихотью вкусовых потребностей населения. Тот же рационализм существовал и в отношении одежды и обуви. В России и по сию пору незаменимы сапоги. Петровская реформа, обувшая дворян по башмачному фасону Западной Европы, создала им массу проблем на немощеных городских улицах, ухабах и в отношениях с дворовой грязью. Эта, на первый взгляд, безобидная реформа отразилась на людях не только заболеванием суставов ног, но и изменением осанки с прогрессирующей дисфункцией позвоночника.