Наполнение индоевропейских архетипов духовным смыслом
Чтобы понять, чем уникален преподобный Сергий на фоне своей эпохи, посмотрим на три типа героя любой (если верить Дюмезилю) формы индоевропейской цивилизации. Эти типы (если кому-то больше нравится — архетипы): Художник, Воин, Мудрец. Индийские варны, классы идеального государства Платона или страты средневекового социума — все они повторяют эту трехчастную структуру.
На какую бы из этих фигур века преподобного Сергия мы ни посмотрели, за каждым из них стоит его облик.
Относительно фигуры героя-художника это наиболее очевидно: старший современник преподобного Сергия — Джотто, младший — преподобный Андрей, иконописец. И тот и другой (спасибо Тарковскому) — несомненные герои интеллектуалов, тот же «Андрей Рублев» сделан как доказательство вполне понятного тезиса о сходстве нашего проторенессанса с общеевропейским. В самом деле, крестник преподобного Сергия звенигородский князь Юрий Дмитриевич выглядит ничем не хуже Медичи — как в политических интригах, так и в меценатстве. Но для того, чтобы появился «звенигородский цикл» Рублева, требовалось не только княжеское покровительство, но и мудрость преподобного Саввы Сторожевского, ставшего фактическим преемником первого игумена Троицкого монастыря.
Конечно, вряд ли бы мы сегодняшние смотрели на джоттовский цикл в падуанской капелле дель-Арена, не будь там Энрико Скровеньи, но можем ли мы указать не земного, а именно небесного покровителя Джотто, незримо водившего его кистью?
Где теперь эпоха, для которой, как в фильме Тарковского, «самое страшное — когда в храме снег идет»? В нынешних европейских храмах может идти что угодно (при условии, что храм не сдан в аренду или просто не продан). Конечно, России с ее библейским опытом превращения церквей в овощехранилища в прошлом веке еще долго предстоит вынимать бревна из собственных глаз для осуждения такого опыта. Но при всех срывах прошлого грех всегда назывался грехом, а не выдавался за героическую добродетель уважения чьих-то прав, во имя которых должно потесниться право на добрую совесть.
Иконы и фрески Рублева — это отражение фаворского света, явленного в опыте монашеской молитвы. Не «самовыражение» героя-художника, не грязь его страстей под видом «актуального искусства», но свидетельство о возможности иной жизни и иного пути. Того самого пути, который объединяет при воззрении на главную икону, родившуюся в обители преподобного Сергия: образ Святой Троицы, написанный преп. Андреем Рублевым.
Что касается типа героя-воителя, то, как уже говорилось выше, этот образ не только прочно связан с именем преподобного, но и, признаем это честно, порой заслоняет его, как будто все предназначение аввы Сергия состояло в благословении на битву святых Димитрия, Осляби и Пересвета. Поддержка преподобным московского князя в его противостоянии с Ордою — итог долгого пути, этапами которого были и нежелание такого конфликта в окружении святого князя Димитрия Донского (вплоть до неприятия в качестве митрополита сторонника такой борьбы святителя Киприана), нежелание самого преподобного стать предстоятелем Русской митрополии после кончины святителя Алексия и все перипетии церковно-государственной истории Московской Руси второй половины XIV столетия.
Есть ли западноевропейские примеры такого влияния слова клирика на действие воина?
Вот один из них, из той же эпохи. Во время долгого противостояния шотландцев и английского короля Эдуарда I все церковные диоцезы должны были занимать клирики исключительно английского происхождения. Результат был вполне ожидаемый: десять из двенадцати шотландских епископов отказали в повиновении Лондону и поддерживали в дальнейшем регулярно поднимавшиеся восстания против Плантагенетов. Даже римский первосвященник убеждал Эдуарда остановить карательные экспедиции в Шотландию. Такая поддержка со стороны епископата стала одной из причин успеха войны Роберта Брюса-младшего в первой четверти века преподобного Сергия. Как раз в год его рождения шотландцы отвоевали у англичан стратегически важные Перт и Эдинбург, а в битве при Бэннокберне чуть не угодил в плен сам Эдуард II, после чего вся страна покорилась власти Брюса. Не поддержи епископат своего короля, смог бы тот освободить свою землю?
Еще один современник преподобного Сергия — знаменитый Эдуард Черный Принц, неудавшийся наследник Эдуарда III, чьи останки покоятся не где-нибудь, а в Кентерберийском соборе. Герой Столетней войны, чьи партизанские рейды прославили его в глазах современников и потомков, — где, в какой хронике Фруассара найдем мы свидетельство о духовных причинах его войны?
Читать дальше
