Иван Неручев - Большой вопрос

— А в направлении нуждаетесь! Мы, советские судьи, обязаны не только сказать «да» или «нет». Мы должны дать направление для дальнейшей жизни вам и вашей жене… А лично в вашем деле я многого еще не понимаю. Не понимаю, можно сказать, главного: почему вы оставляете жену, семью?..

— Сердцу не прикажешь.

— Плохому сердцу не прикажешь — это верно. А что если ваше сердце снова разлюбит и снова полюбит — третью женщину, что тогда? Что, если вы дальше пойдете на поводу у своего неустойчивого сердца?

— Вы плохо думаете обо мне.

— Я плохо думаю не о вас, а о вашем несерьезном отношении к очень серьезным вопросам… Ваша жена правильно напомнила простую советскую истину: в коммунизм уродов не пустят. А если кто и попытается пройти, тому беда: к нему будут относиться так, как мы относимся сейчас к ворам и другим преступникам, — с презрением, с ненавистью, с законной ненавистью.

— Я не такой уж плохой человек, гражданин судья…

— Возможно… Я даже уверена, что на производстве у вас всё отлично, а вот в быту?.. Заметив у себя в семье нелады, вы должны были, гражданин Великанов, устранить их совместно с женой, прийти к ней с советом, с помощью, а вы что? Устранились и пошли к другой женщине. Разве это хорошо?! Я не представляю себе, как можно рвать с такой женой, как ваша, да еще по таким ничтожным поводам, вернее, при отсутствии каких бы то ни было поводов.

— Но я же честно поступаю, по закону. Пришел сюда с просьбой…

— Скажите, пожалуйста, Великанов, — начала Павлова, — а вы уверены, что ваша новая подруга любит вас так же, как любила и любит вас жена, что она будет так же предана вам? Вы уж не сердитесь на меня. Учтите, суд искренне желает вам и вашей жене только хорошего. Мы хотим предостеречь вас от беды.

— От какой беды? — насторожился Великанов. — Если вы имеете в виду Нину, то я спокоен…

— Это хорошо, что вы уверены в ней. Но не это я имела в виду. Если вам удастся развестись с женой и жениться вторично, — по-моему, к вам на заводе, да и среди всех честных советских людей, изменится отношение, и далеко не в вашу пользу. А это будет похуже какого-нибудь административного взыскания.

Несмотря на доброжелательный тон судьи, Великанов растерянно смотрел то на нее, то на Ольгу Константиновну.

— Нельзя ли устроить перерыв? — спросил он.

Павлова поняла, что Великанов поколебался.

— Что ж, можно объявить перерыв, — согласилась она, и состав суда удалился в совещательную комнату.

Ольга Константиновна и Павел Павлович вышли из зала.

Что происходило в душе Великанова? Может быть, его устрашила картина, нарисованная судьей? Нет, дело было не в этом. Он как-то вдруг со стороны увидел себя и Ольгу… Вероятно, этому содействовала процедура суда, необходимость строго проанализировать свои чувства и, наконец, сама Ольга: перед ним был не инженер, занятый своим инженерским делом и ко всему на свете, кроме него, равнодушный, а любящая страдающая женщина. На него пахну́ло теплом первых годов их любви… Неужели всё это сейчас погибнет навеки?..

Прошло десять, двадцать, сорок минут, судебное заседание не возобновлялось.

Из окна совещательной комнаты судьи видели Великановых, которые ходили взад и вперед по улице, неподалеку от суда. Они заметили, что Великанов взял жену под руку.

— …И вот у меня, — говорил Великанов, — пробудилась к тебе такая сильная жалость… Я вспомнил всё и так живо, так живо… Помнишь, Оля…

— Если только жалость… — прервала мужа Ольга Константиновна.

— Нет, нет! — поспешил он успокоить жену. — Любовь и жалость появились вместе, неразрывно. Мне стало страшно: неужели настал всему конец, неужели мы стали навсегда чужими… и это закрепит суд!

— Не надо об этом думать, Павлуша!

Великановы не вернулись в суд. Они шли всё дальше и дальше, сначала по улице, потом повернули в сад.

Уход Великановых из суда расценили на заводе как примирение супругов. Однако с уверенностью никто не мог сказать, надолго ли это примирение. Не мог этого сказать и Егоров, который всё чаще и чаще задумывался над судьбой своих «подшефных», как он называл про себя Великановых. Несколько дней он прождал визита к себе супругов, не дождался и пригласил Павла.

— Что ж ты глаз не кажешь, товарищ Великанов? Чем же кончилась твоя затея в суде, каковы теперь твои дела сердечные?

— Честно признаюсь, товарищ Егоров, стыдно было глаза казать… Впрочем, дело не в этом… Мы с Ольгой хотели заглянуть к тебе после… когда из нашей памяти изгладится и самое воспоминание о моем желании взять в жены себе другую женщину. Было ли во мне легкомыслие? Нет, не было. Но супругам надо смотреть в оба за своими чувствами, надо оберегать любовь умом, сердцем, всеми силами. Делаем мы это? Очень редко. Недоразумения, обиды, ссоры мешают нам. Обессиленные ими, мы открыты всякому влиянию, всякому новому увлечению, а оно зачастую беднее того, которым мы долго жили.