Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Так вот, если вы сегодня отправитесь в Москве на Покровку, где в культурном центре «Покровские ворота» находится один из лучших магазинов христианской литературы «Primus Versus» (в чайной при котором легко встретить студентов Свято-Филаретовского института) и попросите порекомендовать современного православного мыслителя уровня Бердяева, то продавцы горестно разведут руками. Таких нет. И если попросите современную православную книгу уровня «Доказательства Бога» Фрэнсиса Коллинза (Коллинз руководил расшифровкой генома человека и пытался примирить свою веру в Бога с наукой – подход к чудесам у него объяснен через теорему Байеса, на которой основана теория вероятности), молчанье снова будет вам ответом.

И, боюсь, ни в специализированном магазине, ни в церковной лавке вы таких книг не найдете – в лавках еще и потому, что с недавних пор там запрещено продавать книги без официального одобрения Московской Патриархии. И, кстати, Розанов с Бердяевым вряд ли бы нынешнюю церковную цензуру прошли – вряд ли бы РПЦ понравилось, скажем, бердяевское утверждение, что только «андрогин, дева-юноша, целостный бисексуальный человек… есть образ и подобие Божие».

То есть меня пугает на полках с «божественным» не наличие беллетристики, рассчитанной на обывателя, а отсутствие качественных интеллектуальных православных книг. Которые, например, могли бы говорить о том, о чем говорит общество (да хоть о русской автократии!), но с христианских позиций.

И на кого в этой ситуации играет Елена Шубина, с которой я начал свой рассказ – мне пока не очень понятно. Дело в том, что она издала не «мою» монахиню Ефросинью, а не известную мне монахиню Евфимию (Пащенко): тут мои знакомые ошиблись. И пусть обложка явно продолжает тему «Несвятых святых», но про саму мать Евфимию – кстати, профессионального врача-невролога – я пока что слышал только хорошее, включая ее литературный талант.

А «мою» Ефросинью выпустило, в итоге, издательство ОЛМА.

Чудны дела твои, господи.

2013

Единый шаблон школьной истории был прекрасной идеей в конце XIX века, когда разгон индустриализации потребовал стандартов: грубо говоря, единого учебника Иловайского. А теперь индустриальная эпоха сама предмет разнообразных изучений.

Не бог весть какой сложности мысль, будучи высказанной публично – что исторический инструментарий не может сводиться к выстраиванию цепочки дат, цифр, имен; что помимо причинно-следственного анализа, есть еще и структурный; что существует также метод аналогий, расширяющий историческое гештальт-восприятие, – почему-то вызывает у многих активное неприятие.

Я знаю, поскольку нечто подобное в ЖЖ написал – и тут же сполна в комментариях получил.

Я вот сижу в Питере у своего друга, историка Льва Лурье, в его квартире на углу Невского (завалы книг под потолок, окурки воткнуты в горшок с фиксом, такса лижет в ухо), и жалуюсь.

– Лёвочка, – говорю я, – ну почему мы спокойно принимаем, что природу света может объяснять и волновая теория, и квантовая, а с историей это не проходит? В России даже образованный человек слыхом не слыхивал про британскую школу социальной истории, основанную Хобсбаумом! У нас не знают ни об идее тотальной истории, ни о школе «Анналов», – а основатели «Анналов», первыми заявили, что история быта, семьи или культурных институтов так же важна, как история династий! У нас на всю страну один последователей «Анналов» – Леонид Парфенов, и того вышвырнули из эфира, и того воспринимают как развлекателя! У нас набросились на беднягу Акунина с его «Историей российского государства», не обратив внимание, что он занимается историей именно государства, а не, допустим, общества! И никто не заметил, что Акунин первым ввел в историю Древней Руси климатическую составляющую, а без этого там тьма непонятного! У нас нет ни одной популярной книги по социальной истории даже СССР! Я вот не слышал об успехе ни одной книги об истории советской интеллигенции либо диссидентуры, у нас за это отдувается беллетристика – то Рыбаков с «Детьми Арбата», то Улицкая с «Зеленым шатром»… Лёва, ну почему в медицине – и эндокринология, и невропатология, и урология, и, в конечном итоге, патологоанатомия, – а в истории только история?!

Лурье невозмутимо стряхивает пепел на брюки – возможно даже, что на мои. Он только что вернулся из Грузии. В Грузии, в отличие от России, открыты архивы, а Лев Яковлевич пишет книгу о Берии.