Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Можно расписывать фломастером черепа, или хоронить акулу в стеклянном гробу, или трахаться под видеозапись с собакой – если повезет, тебя признают. Поскольку о качестве говорить смешно (что считать мастерством в видеозоофилии?), успех зависит от куратора. Куратор – держатель бренда. Отлично, если тебя выставили в «Саатчи». Но и «Серпантайн» – тоже ничего. Вполне нормальный арт-рынок, впрочем, и без приставки «арт».

Вдохнуть в эту схему божью искру можно, только если ее к чертовой бабушке попалить. И соотечественник, отказывающий во внимании бренду «Серпантайн», для меня герой времени: контрреволюционер, белая гвардия, Георгий Победоносец, топчущий артефакт.

Как писали в романах эпохи искусства? «Взор его замутился»? Я прочувствованно обернулся: на ниспровергателе устоев были лаковые кроссовки от Yamamoto, на его подружке – джинсы с дырами от Prada (универмаг Harrods недалеко от Гайд-парка, на распродаже такие джинсы можно ухватить долларов за 150: хозяйке на заметку).

Это были, увы, не герои. То есть герои, но не мои.

Я не ругаю, я скорблю. Это был вызов моих соотечественников серому быту и философии буржуа. Штаны были в дырах – потому что обладатели имели всех, а от Prada – чтоб сомнений не возникло, не по бедности ли имеют.

Меня пугает не то, что приподнявшийся на деньгах российский папик хочет в квартире кожаный диван и хрустальную люстру, потребляя то, что каталог или архитектор впаривают ему как «вечно актуальную классику»: набор как набор. Меня пугает, что прогрессом в жизни считается другое потребление. И что искусство жизни – то самое, что теперь доступно всем по технологии – прогрессивными людьми отдано на откуп другим людям. Что Calvin Klein, что Versace – они давно не созидатели, а просто кураторы.

В принципе, выход есть.

В городе, в котором я пятый месяц живу, запредельная стоимость жилья, транспорта, ресторанов. Но все искупает запредельный дизайн – то есть то, во что перетекло умершее искусство. Лондонские прогрессивные молодые люди живут в районе с ржавыми рельсами, брандмауэрами и фабричными корпусами где-нибудь у эмигрантской Брик-лейн, снимают квартиру на пятерых и жрут всухомятку поганые треугольные сэндвичи. Но нужно видеть силу, с который они ломают асфальт, пробиваясь из своих подземелий. У них нет денег – только идеи и дешевые подручные материалы. Это они прикрутили для своих подружек к кедам 10-сантиметровые шпильки. Это они придумали не скрывать швы и торчащие нитки. Это от них пошло красить стены по кирпичу без штукатурки. Это они родили лондонские клубы с нулевым интерьером, но с безумной музыкой. Какая еще, на хрен, Прада? Если бы им потребовались действительно прогрессивные рваные джинсы, они бы расстреляли имеющиеся штаны на заднем дворе из револьвера, одолженного у знакомого драгдилера.

Придите на любой лондонский рынок. Из дешевых материалов, руками полулегальных швей здесь сотворены не столько вещи, сколы ко идеи: шарфы в дырочку, пиджаки с граффити и заплатами. Среди покупателей можно столкнуться с Вивьен Вествуд или Полом Смитом, пришедшими, как вампиры, на запах молодой крови.

Мораль? Бегите на распродажу, а то дизайнерские джинсы кончатся. Ничего не имею против них, но где те, кто оттиснет на майке «Who the fuck is Prada?»?

Ловите идею, пока Лондон не опередил.

2004

Вера в то, что упорная работа сегодня принесет спокойную старость завтра, держится на экономической пирамиде. Когда пирамида рухнет, станет ясно, что старики и старухи заслужили свое разбитое корыто.

Пищеварительный звук старых столиц.

Вот автобус из свежеевропейской Варшавы, семьдесят шесть человек на борту, при каждом семьсот среднестатистических долларов, втягивается в лондонский пищевод, наловлю счастья и зарплат.

Хрюп.

Через пару недель шестьдесят из семидесяти шести окажутся на Виктория-стейшн, без пенни в кармане, в ожиданье отправки домой.

Сокращенье кишечника: переварили.

Вот девочки-мальчики, с чемоданчиками на колесах, слетаются в очередную School of English.

Они разделят на шестерых комнату ($400 в месяц за койку), будут подрабатывать официантами, но их английский никогда ни за что не будет таким, как у держателей прав, аборигенов.

Хрюп.

Мой однокурсник работает в Лондоне десять лет, но не может найти дорогу – смешно – в «Ковент-Гарден». Его дом в часе от города электричкой, после службы – сразу туда, он типичный компьютер. Квартира в Лондоне – это для тех, кто успел взять кредит лет пятнадцать назад. Новички цепляются за Ноттингемширы, Глостеширы, уползая с каждым годом все глубже: спрашивается, на фига приезжали? Средняя квартира с одной спальней в Лондоне – полмиллиона долларов (плюс ипотечный процент), средняя зарплата в Лондоне – пятьдесят тысяч долларов в год (минус налоги). Недвижимость дорожает в год процентов на двадцать – где же мы это встречали?..