Попробуйте проявить нетерпение в лондонской закусочной, лавке или поликлинике, и тут же убедитесь, что попытки привлечь к себе внимание приносят лишь противоположный результат, что куда лучше безмолвно и терпеливо ждать. Требовать, добиваться, негодовать – значит вести себя не по-английски. Это, впрочем, отнюдь не означает, что англичане вовсе не любят ворчать. Совсем наоборот: тут то и дело слышишь, что ворчание для них – своего рода национальный спорт. А коли так, то в данном пристрастии должны быть и свои неписаные правила. Основное из них, пожалуй, можно сформулировать как правило обратной пропорции: чем незначительнее повод, тем больше полагается по нему ворчать, и наоборот.
Неудивительно, что излюбленной англичанами темой для ворчания служит погода: во-первых, потому, что проблема эта не сходит с повестки дня круглый год, а во-вторых, потому, что погода, как и метеослужба, нечувствительна к критике. Англичанин с детства приучен считать, что любые жизненные испытания – от розог в школе до нетопленой спальни дома и карточной системы в годы войны – это не повод роптать, а дополнительный шанс закалить характер. Он умеет быть скептиком в радости и стоиком в беде – не драматизируя ни улыбки, ни гримасы жизни. Правило обратной пропорции имеет у англичан еще одно применение: по мере того как та или иная тема становится все более неуместной для ворчания, она делается все более достойной темой для юмора. Парадоксально, но факт: как только люди перестают о чем-то ворчать и принимаются на сей счет шутить, значит, дело плохо! Способность сохранять чувство юмора в трудные минуты англичане ценят как первостепенное достоинство человеческого характера. Считается не только естественным, но чуть ли не обязательным шутить в шахте, когда спасатели извлекают оттуда горняков, засыпанных обвалом. Английские санитары «Скорой помощи» держат в памяти целый набор хорошо подготовленных острот, достойных профессиональных комедиантов. Человек, которого пожарные только что вынесли из горящего здания, перво-наперво старается сострить что-нибудь насчет крема от загара. Английский школьник, путающий даты восшествия на престол прославленных монархов, наизусть помнит слова, которые Томас Мор сказал палачу у эшафота перед лондонским Тауэром:
– Вы уж помогите мне только подняться наверх, а уж вниз-то я как-нибудь спущусь сам…
В своей книге «Английский юмор» Джон Б. Пристли признает, что большинство зарубежных путешественников пишут об обитателях Туманного Альбиона как о людях угрюмых и мрачных, склонных к пессимизму и меланхолии. Фраза о том, что «англичанин приемлет наслаждения с печальным видом», повторяется на все лады, как и модное в прошлом веке выражение «английская тоска», или «английский сплин». По словам Пристли, гости из-за Ла-Манша заблуждаются, подходя к разным народам с одинаковой меркой. Жизнь во Франции, подчеркивает он, замешена на остроумии, тогда как жизнь в Англии замешена на юморе. Но французское остроумие расцветает в общественной атмосфере. Даже путешественник, не знающий языка, ощущает его искрометность на многолюдных бульварах, наблюдая оживленные группы за столиками кафе.
Английский юмор представляет собой нечто сокровенное, частное, не предназначенное для посторонних. Он проявляется в полузаметных намеках и усмешках, адресованных определенному кругу людей, способных оценить эти недомолвки как расплывчатые блики на хорошо знакомых предметах. Вот почему юмор этот поначалу чужд иностранцу. Его нельзя ощутить сразу или вместе с освоением языка. Его можно лишь отфильтровать как часть аромата страны, причем самую трудноуловимую его часть. Умение встречать трудности юмором и оптимизмом, бесспорно, источник силы англичан. Но склонность преуменьшать, даже игнорировать неприятности, выдавать желаемое за действительное подчас толкает их к самообману и становится источником их слабости.
Когда англичане говорят о «жесткой верхней губе», за этим, стало быть, стоят два понятия: во-первых, способность владеть собой – культ самоконтроля, и, во-вторых, умение подобающим образом реагировать на жизненные ситуации – культ предписанного поведения. Ни то, ни другое не было свойственно англичанам вплоть до XIX века. И природа этих черт – ключ к пониманию английского национального характера, считает Джеффри Горер, чье фундаментальное социологическое исследование уже упоминалось выше.
Невозмутимость и самообладание, сдержанность и обходительность отнюдь не были характерны для «веселой старой Англии», где верхи и низы общества, скорее, отличались буйным, вспыльчивым нравом; где для вызывающего поведения не существовало моральных запретов; где излюбленным зрелищем были публичные казни и порки розгами, медвежьи и петушиные бои; где даже юмор был замешен на жестокости. Почему же принципы «джентльменского поведения», возведенные в культ при королеве Виктории, возобладали над крутым нравом «веселой старой Англии»? Психолог, столкнувшийся с подобным явлением применительно к отдельной человеческой личности, пишет Горер, скорее всего, предположил бы, что агрессивность просто изменила направление, что, вместо того чтобы проявляться в общественной жизни, она находит какие-то иные выходы или влияет на другие формы самовыражения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу