Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Большой город дает человеку шанс найти партнера, деньги и еду, а кроме того, есть еще кое-что, зачем талантливые люди едут в Лондон, нечто более дорогое человеческому сердцу, чем даже деньги… и это — слава.

Именно вечная гонка за славой и престижем побуждала лондонцев жертвовать больницам, писать великие пьесы и решать для флота проблему долготы. Как бы вам ни нравилось ваше местожительство, невозможно стать известным, сидя где-нибудь в деревне, — что тогда, что теперь. Нужны люди, которые оценят то, что вы сделали, нужен зал для аплодисментов, и, что важнее всего, — надо быть в курсе, чем занимаются другие.

Только в городе люди с амбициями имеют необходимые возможности, чтобы подслушать, позаимствовать или просто уловить идеи других, а затем сплавить их со своими и выдать что-то новое. А менее амбициозным он дает шанс симулировать активность, чтобы нравиться работодателю в надежде избежать пинка под зад — ведь если кто-то работает «удаленно», боюсь, и выгнать с работы его гораздо легче.

Это лишь некоторые из причин, почему люди предпочитают не сидеть дома со своим котом. Те же причины вызывают марш мигрантов по Лондонскому мосту. Веками люди едут в Лондон не в поисках нефти или золота или другого материального богатства — ведь в Лондоне нет ничего, кроме глины и грязи эпохи плейстоцена, — они едут в поисках друг друга и возможности потягаться друг с другом. Эта гонка за престижем часто порождает вспышки гениальности, которые двигают вперед этот город, а иногда — и все человечество.

Если бы вы попали в Лондон 10 000 лет назад, вы бы обнаружили то же самое, что и в любой другой болотистой дельте любой европейской реки. Может, вы бы увидели случайно заблудившегося мамонта на грани вымирания, но не людские поселения. И в последующие 10 000 лет почти ничего не изменилось.

Цивилизации древнего Вавилона и индийского Мохенджо-Даро расцвели и пали. Фараоны построили пирамиды. Пропел свои эпосы Гомер. Мексиканские запотеки изобрели письмо. Перикл украсил Акрополь. Китайский император призвал к жизни свою терракотовую армию, Римская республика пережила кровопролитную гражданскую войну и стала империей, и только в Лондоне стояла тишина — разве что олень пробежит за деревьями.

Темза тогда была почти в четыре раза шире, чем теперь, и гораздо медленней, но едва ли здесь можно было обнаружить хоть один плетеный каяк. Когда пришло время Христу проповедовать свое учение в Галилее, тогда, наверное, уже появилось несколько протобританцев, живших в дикости и наготе. Но лондонцев еще не было. На месте сегодняшнего города не существовало большого или хотя бы постоянного поселения, потому что не было возможности обосноваться — ведь для этого требовалось важнейшее звено транспортной инфраструктуры, которым я сегодня пользуюсь каждый день.

По моим подсчетам, сегодняшний Лондонский мост — это двенадцатое или тринадцатое воплощение конструкции, которую периодически сносили, разрушали, сжигали или бомбили. С нее в Темзу бросали ведьм, ее разрушали викинги, дважды по крайней мере ее поджигали толпы обозленных крестьян.

В свое время этот мост, по которому я теперь езжу каждый день, держал на себе церкви, дома, елизаветинские дворцы, торговые ряды на двести магазинов и прочих заведений, а также почерневшие головы врагов государства, насаженные на пику.

Предыдущую изношенную версию моста продали в 1967 году — что явилось ярким примером многогранного таланта лондонцев к экспортным операциям — американскому предпринимателю по имени Роберт П. Маккаллок. Он заплатил за это сооружение 2,46 миллиона долларов, и все потешались у него за спиной: думали, что бедняга Маккаллок перепутал Лондонский мост с Тауэрским, который живописнее, — но этот бензопиловый магнат из Миссури оказался не так прост.

Наш мост был собран заново, камень за камнем, на озере Хавасу, штат Аризона, где он стал второй по посещаемости туристической достопримечательностью после Большого каньона, и я бы сказал, что это вполне заслуженный статус, учитывая уникальную роль Лондонского моста в становлении Лондона.

Именно этот мост породил порт. Будка для сбора платы за переправу, что находилась на северном берегу, потребовала наличия охранников, а охранникам потребовались первые дома.

Первый понтонный мост примерно в 43 году или вскоре после этого построили римляне.

Значит, Лондон был основан кучкой наглых итальянских иммигрантов, а через семнадцать лет тупоголовые древние бритты отблагодарили их за этот подарок тем, что дотла сожгли Лондон, разрушили мост и поубивали всех, кто попался под руку.