Андрей Битов - Пушкинский том (сборник)

Б.Он бы его не допустил, если бы не бросил стихотворение. В нем слишком много иронии в каждом слове, называет себя неопытным поэтом, растущее раздражение вплоть до «торчат – трещат». Это уже ругань, а не рифма.

Р.Значит, вы не придаете этим стихам значимости V нумера…

Б.Слушайте, неужели вы думаете, что и Пушкину не задавалось вогнать туда необходимый ему смысл, не только вам? Не каждая строка Пушкина совершенна. И когда она не совершенна, значит, даже он жертвует благозвучием в угоду смыслу. Успокойтесь, да если бы вы знали, как занудна эта сатира! Хорошо, что ее нет в Мытищах, а то бы вы ничего за Пушкина не дописали.

Р.У вас есть Ювенал?

Б.Да, пожалуйста. Вы помучьтесь, а я кофе сварю.

Робберов погружается в Ювенала.

Б. (возвращается с кофе). «Козловский – неловкий». Это не Маяковский. Пушкин ни при каких обстоятельствах не мог бы рифмовать. Он был постмодернист во всём, кроме звучания стиха.

Р. (разочарованно). А мне так понравилась рифма.

Б.Неблагозвучно.

Р.Вы тоже считаете, что между «почти что рядом» стоят две буквы Н О?

Б.Не знаю, кто пустил эту завидную шутку, но так стремительно распространилась, что в ней тотчас не осталось и «доли». Маяковский в лермонтовском возрасте был самый щедрый гений. Кстати между Л и М не помещается и буквы (вдохновляясь):

Р.И вы полагаете, что АС это бы понравилось?

Б.Обязательно.

Р.У вас же и Блок ему не понравился…

Б.Так это же Блок. Он ему ближе. И фамилия странная…

Р.В каком смысле?

Б.В переводном.

Р.Вы правы, вернемся к переводам… Сначала он переводит Ювенала слово в слово,

Б.Засыпает.

Р.А это «Пошли мне долгу жизнь…» откуда?

Б.Он на обезьяне просыпается…

Р.Какая обезьяна??

Б.Проскочите сто восемьдесят стихов и наткнетесь.

Р.«Дай мне побольше пожить, дай мне долгие годы, Юпитер!» Тут никакого Зевеса…

Б.Наверно, Юпитер не влезал у него в строку.

Р.И он мог себе это позволить?

Б.Он мог. Особенно когда ему не хотелось, когда стеснялась его свобода. В цензурных правках это особенно видно. Ему становится всё равно.

Р.Зачем же он брался?

Б.Ему нужен был не Ювенал, а Козловский. Пушкин нуждался в нем как в сотруднике «Современника». Пушкин его весьма уважал как просвещенного европейца. Он вообще умел восхищаться превосходством других во всём, кроме того, в чем не было ему равных… Он и царем, и Дантесом восхищался. И знаете за что? За красоту и рост. Вот потому и пошел на жертву… Ее легче было приносить Козловскому, чем обществу. Споткнулся на обезьяне… . Так что ваша идея понимать эти два огрызка как единое целое очень правильная.

Р. (продолжая копаться в Ювенале). Правда, вам понравилось?… А вот и обезьяна! Но в стихи она не попала…

Б.Ну, черновики-то вы могли посмотреть. Там она и у Пушкина водится.

Р.Почему вы зациклились на ней?

Б.Это не я… еще в лицейском «Автопортрете»… вообще, если просмотреть его автопортреты, многое проясняется в его интересе и раздражении при переводе X сатиры. Он выхватывает из этого водопада именно про старость и уродство.

У него есть автопортреты и в виде лошади, и в виде обезьяны… стариком он себя рисует уже с 23 лет, несколько раз, вплоть до увенчания лавровым венком а-ля Данте, где уже почти нет иронии, как и в «Памятнике». Сейчас бы это обозначили как комплекс, тьфу! Взгляните сами.

Р. (впиваясь в раскрытый том полного собрания). Вот! «Мартышка старая… которая в лесах Табраци, / Кривляясь, чешется…» А я думал, что это черновик напечатан, раз не окончен и слова пропущены…

Б.Конечно, нет. Это то, что отобрано из вариантов как последний слой.

Р.А кто отбирал?

Б.Текстологи.

Р.Звучит похоронно. Но тут же много лучше и живее!

Я правильно вычеркнул! «Стихи – стихами», куда это годилось… Каких мук мне стоило вычеркнуть пушкинское слово! Даже в выборе названий царит полный произвол! Кто же имеет право на предпочтение??