Всеволод Соловьев - Современная жрица Изиды

Имѣю основанія думать, что подъ «противурѣчивой аргументаціей» она, главнымъ образомъ, подразумѣваетъ выгораживаніе Олкотта. Она очень сердилась на это и повторяла мнѣ: «каково! его выгораживаютъ! ну ужь если я мошенница, такъ и онъ мошенникъ! кажется, это ясно»… Дѣйствительно, это было ясно, и ея трагикомическое негодованіе представлялось законнымъ.

Увы, она не дождалась хоть сколько-нибудь серьезной защиты отъ тогдашнихъ ея друзей и пособниковъ, да и при всемъ ихъ желаніи у нихъ не было возможности защитить ее. Но прошло время, скандалъ если и не забылся, то затихъ, и скоро нашлись лица, начавшія прославлять ее какъ страдалицу и мученицу за истину, какъ святую и великую женщину. И это принесло свои плоды.

Тутъ она, по своему обычаю, уже начинаетъ слишкомъ увлекаться: «общественнымъ положеніемъ» своимъ въ Россіи, какъ извѣстно, ей нечего было хвалиться, и если она никогда не могла рѣшиться вернуться на родину, то вовсе не вслѣдствіе своей американской натурализаціи.

Что скажетъ скромный и почтенный, понынѣ здравствующій старецъ Н. В. Блаватскій, когда узнаетъ, что онъ «высшій русскій сановникъ» и что его вдова, при его жизни, должна была получать цѣлыхъ 5000 рублей ежегодной пенсіи!.. Какая иронія судьбы! — Елена Петровна, будучи еще почти ребенкомъ, вышла замужъ за пожилого чиновника, наперекоръ своимъ роднымъ; послѣ бурной, почти невѣроятной жизни, она умерла шестидесяти лѣтъ, а онъ, хоть она и давнымъ давно выдавала себя за вдову, пережилъ ее.

Въ главѣ XII — Прим. ред. ВТ

Сравн. съ моимъ примѣчаніемъ въ концѣ ея письма ко мнѣ отъ 3 января 1885 года. Что такое она отдала Теософическому Обществу — неизвѣстно. По свѣдѣніямъ, полученнымъ мною отъ ея родныхъ, у нея, кромѣ самыхъ малыхъ крохъ, никогда ничего не было, и эти малыя крохи она съѣла еще до основанія Теософическаго Общества.

Очень хорошо это пусканіе дыму въ глаза; но еще лучше то, что нашлось не мало людей, принявшихъ этотъ дымъ за чистую монету.

Однако нельзя сказать, чтобы симпатичны были ея всесильные и мудрѣйшіе «махатмы», оставляющіе безъ защиты невинную женщину, положившую за нихъ всю свою душу и ради нихъ такъ жестоко посрамляемую!!

Это тѣ самые Гартманъ и Баваджи, или Бабаджи или Дарбагири Нафъ, которые играютъ столь печальную роль въ отчетѣ Годжсона.

«Дорогой и добрый другъ, спасибо за газеты, спасибо за все. Я опять заболѣла и не могла вамъ раньше отвѣтить. Умоляю васъ черкнуть мнѣ два слова и сказать, что такое съ Соловьевымъ и почему онъ мнѣ не отвѣчаетъ? Я ему послала отсюда два письма — а отъ него ни слова! Или онъ боленъ? Или онъ увлеченъ другими, вѣритъ всѣмъ распространяемымъ гадостямъ и отвернулся отъ меня подобно м-ру Майерсу изъ Лондонскаго психическаго общества? Протестантскіе миссіонеры истратили 45,000 рупій, — пишетъ мнѣ Олкоттъ, — для подкупа ложныхъ свидѣтелей, которые такъ лгали и путали во время изслѣдованія Годжсона, посланнаго Лондонскимъ обществомъ, что онъ, Годжсонъ, потерялъ голову. Онъ кончилъ тѣмъ, что повѣрилъ, будто ни одинъ феноменъ, съ моимъ участіемъ или безъ меня, не былъ неподдѣланъ, и что мы всѣ, начиная съ меня и полковника, и кончая Дамодаромъ, — обманщики и шарлатаны! Аминь. Но Соловьевъ, другъ ли онъ еще или я должна потерять также и его? Ради Бога отвѣчайте. Сердечно ваша Е. П. Блаватская».

Если къ фактамъ отчета Годжсона присоединить эту характеристику самой Блаватской, — то образъ доктора Гартмана становится совсѣмъ ясенъ. Но г-жа Желиховская извлекаетъ изъ этого джэнтльмена большую для себя пользу. Своимъ статьямъ въ «Новостяхъ» она предпосылаетъ такой эпиграфъ: «Не далеко то будущее, когда историкъ радъ будетъ перерыть всѣ архивы, дабы найти единое слово изъ жизни Е. П. Б.»-и подписываетъ: «Д-ръ Гартманъ». Читатель полагаетъ, что это извѣстный нѣмецкій философъ Эдуардъ Гартманъ, весьма интересующійся, какъ вѣдомо многимъ, разными необъяснимыми явленіями, — и проникается почтеніемъ, думая: «а! если и Гартманъ, значитъ дѣло то, пожалуй, и не шутка!» Но это только маленькая, невинная мистификація. Слова эпиграфа принадлежатъ всего-на-всего «теософу» Францу Гартману, состоявшему при Е. П. Блаватской, потомъ отошедшему отъ нея, а затѣмъ, какъ видно изъ статей г-жи Желиховской, снова къ ней примкнувшему. Г-жа Желиховская называетъ его («Русское Обозрѣніе» 1891 г., ноябрь, стр. 244) однимъ изъ лучшихъ, но неувлекающихся цѣнителей Е. П. Б. и, въ виду этой неувлекаемости, съ особеннымъ удовольствіемъ приводитъ его слова и мнѣнія. Но что скажетъ «историкъ, перерывающій всѣ архивы, дабы найти единое слово изъ жизни Е. П. Б.», когда онъ прочтетъ эту характеристику панегириста Е. П. Б., сдѣланную ею самою? Не везетъ г-жѣ Желиховской съ защитниками и друзьями «madame»!