Абрам Терц - Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля

Но, как известно, «культ личности не мог изменить и не изменил природы нашего общественного строя» («КПСС в резолюциях». С. 231). В полном соответствии с этим Терц и Аржак показывают лучших представителей советского народа – борцов против культа личности и его проявлений. Это честный юноша Сережа Глобов, возмущенный нарушениями ленинской сельскохозяйственной практики, недоумевающий по поводу теории антинародности восстания Шамиля, его тетка – старая большевичка (''Суд идет» Терца), Анатолий Карцев («Говорит Москва» Аржака) – человек, прошедший всю войну и выступающий против бессмысленных убийств. Тех людей, которых он желал бы уничтожить, он ненавидит не за то, что это «люди, представляющие социалистический строй и осуществляющие государственную политику», а за то, что эти люди сделали со страной.

Этот мотив – ненависть к культу личности во имя подлинных революционных идеалов, цинично эксплуатируемых носителями культа личности, полностью опровергает доказательства вины А. Синявского и Ю. Даниэля. <���…>

Разумеется, для антисоветской пропаганды можно использовать все, включая многочисленные материалы, публикуемые в советской печати. Здесь можно вновь сослаться на партийные документы, опубликованные со времен XX съезда. Лучше всего об этом сказано в уже упоминавшемся постановлении ЦК от 30.6.56 г.

«Коммунистическая партия Советского Союза, воспитанная на революционных традициях марксизма-ленинизма, сказала всю правду, как бы ни была она горька. Партия пошла на этот шаг, руководствуясь принципиальными соображениями. Она исходила из того, что если выступление против культа личности Сталина и вызовет некоторые временные трудности, то в перспективе, с точки зрения коренных интересов рабочего класса, это даст огромный положительный результат» («КПСС в резолюциях», изд. 7-е, т. 4, с. 224 – 225).

В соответствии с этим конкретным указанием партии действия А.Синявского и Ю.Даниэля могут быть квалифицированы по ст. 14 УК РСФСР и, следовательно, не могут признаваться преступлениями, ибо ущерб, причиненный культом личности и его последствиями, значительно превышает ущерб, якобы нанесенный публикацией произведений этих авторов за рубежом. <���…>

В заключение я хотел бы обратить внимание суда на нарушение правопорядка в связи с публикацией в «Известиях» от 12 января 1966 года статьи «Перевертыши». Дело не только в том, что сама статья может быть квалифицирована по статье 181 УК РСФСР как «искусственное создание доказательств обвинения», т.е. ложный донос. Главное то, что издатель «Известий» – Верховный Совет СССР – осуществляет через Верховный суд СССР контроль над деятельностью всех судебных органов страны («Положение о Верховном суде СССР», ст. 1 и 2). Следовательно, уже до процесса нарушена ст. 16 УПК РСФСР, согласно которой судьи и народные заседатели разрешают уголовные дела в условиях, исключающих постороннее воздействие на них.

<���Начало февраля 1966 г.>

В. Д. Меникер, мл. научный сотрудник Института экономики АН СССР

В ответ на Ваш запрос от 1 февраля 1966 года (№1 – 25) об отзыве на произведения Ю.Даниэля, который, как Вы указываете, нужен «в связи с рассмотрением уголовного дела», считаю необходимым сообщить нижеследующее:

1. Я прочел повесть «Говорит Москва» и рассказы «Руки» и «Человек из МИНАПа» Н. Аржака. В статье Д. Еремина, опубликованной в «Известиях», и статье З. Кедриной, опубликованной в «Литературной газете», говорится, что Н. Аржак – псевдоним Ю. Даниэля.

Подробный разбор этих произведений вызвал бы разные толкования и оценки, вызвал бы также и резкую критику идейно-художественных недостатков. Такой разбор может быть только профессиональным литературно-художественным исследованием, которое необходимо предполагает спор, сопоставление разных точек зрения, исключает любые безапелляционные вердикты.

Но в Вашем запросе речь идет об «уголовном деле». Судя по упомянутым выше статьям, это дело о государственном преступлении. Поэтому целесообразно прежде всего ответить на вопрос, дают ли прочтенные мною повесть и рассказы материал для такого обвинения. На этот вопрос я могу ответить только отрицательно.

Естественно, возникает другой вопрос: что же могло дать повод для возникновения уголовного дела и для тех резких политических обвинений, которые еще до суда прозвучали со страниц газет.