Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга вторая. 1993–1995 гг.

Мы – еще живые клетки трупа.

Свет и тень, добро и зло, жизнь и смерть борются всегда. Смерть – ежесекундна. Как эпителий, незаметно умирают клетки души. Как сдержать это?

Я прежде некоторых недолюбливал, некоторых избегал, очень редко ненавидел. Чувство это было утомительным. Теперь, когда романтизма поубавилось, я полон неприязни ко многим: к молодым бездельникам и студентам, разъезжающим на собственных автомашинах, к торговцам, к «комкам», к бездарям, к хамам, к неожиданным реваншистам, к перевертышам, «к мещанам во дворянстве», а особенно – к тем, кто в упор не видит страданий простого человека. Неприязненность настолько широка, что лишает ежедневной радости, обкрадывает, убивает. Все меньше круг единомышленников, все больше превращаешься в одиночку.

Ленин: «Нравственно то, что служит интересам рабочего класса». Великие «гуманисты» конца XX века Ельцин, Бурбулис, Гайдар: «Нравственно то, что не служит интересам трудящихся».

Январь. Прошедший год был годом погребения живого, насильственным погребением миллионов таких, как я, – советских людей. Парламент расстрелять можно (теперь это знает весь мир, и друг Коль, и друг Буш…), но нельзя расстрелять народ (как воскликнула Зоя: «Всех не перевешаешь!»). «Процедура» не предполагала не только сопротивления насилию, но даже оплакивания… Хоронили не партократов. Партократы хоронили народ, всю историю борьбы и достижений рабочего класса. Но сделать это им не удалось: сил не хватило, лопаты треснули у могильщиков.

Нынешний год будет еще тяжелее. Расслоение общества будет расти, и миллионы нищих, бывших трудящихся, вынуждены будут прибегнуть к средствам революционной борьбы, как бы ни преследовали их стремление к объединению. На смену тем, кто в «Лефортово», придут десятки других…

Частные зримые доказательства развала страны и бессилия властей – вокруг. Они сливаются в тотальную картину. Закрываются крупнейшие заводы, разбиваются самолеты, горят цистерны, рушатся дома, тысячи людей пытаются выжить, торгуя. Цены только за первую неделю января поднялись в 1,5–2 раза. Все это – только поверхностный слой происходящего – видимые результаты.

«Эти» – нынешние – уже не могут, «те» – будущие – еще не могут (слишком тяжела память о партократическом государстве). Но протест оказался столь большим, что сделал возможным «прорыв Жириновского» в образовавшуюся политическую щель до того, как власти осознали свое убожество, а может быть поэтому.

«Лопаты у могильщиков треснули»… Каков же прогноз? Делать вид, как ни в чем не бывало (что они и делают), что погребение продолжается, наглухо закрыв любую информацию о сопротивлении не умерших? Снизить темпы погребения, уменьшить число могильщиков, хоронить не всех подряд? Сменить руководство кладбищем? Заставить Думу узаконить практику погребения живых? Идти на уступки, хороня? Тянуть время?

Так будет, так как никто из них не захочет спуститься в «могилу». Сейчас они жить хотят, сейчас они будут стоять до последнего Гайдара, даже если «мертвые» восстанут, даже если начнут хоронить могильщиков.

Каков же прогноз? Его определят интересы людей, став критической массой. «Точка возврата» еще не пройдена.

Формы перемен могут стать разными. Односторонность власти нетерпима. Президент от 0,3 народа, правительство от 0,25 населения, Конституция – от 30 % людей. Это не может стать основой спокойного будущего. Эти цифры – свидетельства политического кризиса, еще глубже кризис экономический. По-видимому, он и будет источником критической массы.

Можно ли ослабить ее накопление? В ближайшие полгода-год, конечно, нет. Ни властям, ни их противникам. Встали мощные «машины», кто-то сбил «ремни», закрыл доступ к ним, не дает исправить. Машины стоят, народ, не получая работы и зарплаты, ждет. Пока ждет. Превращаясь в биомассу. Но ведь никто и не собирается пускать машины. Завтра и это уже не поможет. Ощущение крутого падения (массовая безработица, недоступные цены, голод, болезни, остановка транспорта, связи, прекращение систематической информации, грабеж и насилие) еще не пришло. Но количество, нарастая, рождает это новое качество. Оно грядет. И тогда уже будет не до ощущений. Каждый будет спасаться, как может.

Темпы приближения к этому рубежу будут зависеть не от корректировок реформы, а от величины еще не съеденных запасов в погребах, еще не проданного добра, от способности большинства остановить погром.